как для других людей, так и для Бога, и представление о человеческой

солидарности. По этим двум пунктам я хотел бы сказать несколько слов.

Говоря об этом, мы должны будем определить степень нашей решимости ценить

людей, а также то, насколько далеко мы готовы идти в нашей солидарности, то

есть насколько велика наша решимость, но также каковы ее пределы.

В течение веков мы в Церкви пытались максимально возвеличить Бога за счет

умаления человека. Это можно увидеть даже в произведениях искусства, когда

Господь Иисус Христос изображается большим, а Его творения— очень

маленькими у Его ног. В этом было стремление показать, насколько велик Бог, но

оно привело к ложному, ошибочному, почти кощунственному представлению, что

человек— мал, или к отрицанию Того Бога, Который относится к людям так,

будто они не имеют никакой ценности. Обе эти реакции неверны. Первая исходит от

людей, которые считают себя детьми Божиими, Божиим избранным народом, который

есть Церковь. Они ухитрились умалить себя в меру собственного представления о

людях, и их общины стали настолько же малы и ограниченны, как и те, кто их

составляет. Вторую реакцию мы находим вне Церкви— среди агностиков,

рационалистов и атеистов. Мы ответственны за оба эти подхода и должны будем

дать за это отчет как в истории, так и на последнем Суде. И все же это не

соответствует тому, как Бог видит человека.

Когда мы стараемся понять, какое значение Сам Бог придает человеку, мы

видим, что мы куплены дорогой ценой, что цена человека в глазах Божиих—

вся жизнь и вся смерть, трагическая смерть Его Единородного Сына на кресте. Вот

как Бог мыслит человека— как Своего друга, созданного Им для того, чтобы

он разделил с Ним вечность. Опять же, когда мы обращаемся к Евангелию, к притче

о блудном сыне (Лк15:11—32), мы видим, как этот человек, который пал и

утратил величие своего сыновства, своего призвания, возвращается к своему отцу.

По дороге он готовит свою исповедь. Он готов признать, что согрешил против неба

и против своего отца. Он готов признать, что недостоин более называться сыном.