Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
благоговейно, как человека, который говорит о себе самое сокровенное. В
какой-то момент он кончил, сказал: «Ну, кажется, все»— и пошел сел на свой
матрас; потом еще кто-то выступил и еще кто-то. Я подумал: если я дикий, почему
бы мне не выступить?— и на четвереньках выбрался вперед, и говорю: «Я
хочу сказать нечто; я хочу сказать вам, как и почему я стал верующим». Я им
рассказал сначала о ранних годах эмиграции, о том, как жилось,— потому
что им не вредно сообразить, что жилось-то хуже, чем им: мы не были такие
мохнатые, кудластые, но ели меньше… Потом рассказал, каким образом я стал
верующим. Когда кончил, была такая минута молчания, началась драматическая
пауза; я подумал: ух, как благоговейно все это звучит! Но благоговение
кончилось, потому что вдруг открылась дверь, огромный барбос ворвался в
комнату, промчался вокруг прямо ко мне, ткнулся мордой в лицо и удрал. Этим,
конечно, кончилась мистическая атмосфера, драматический эффект был уничтожен;
после этого мы еще довольно долго сидели, рассуждали, и кто-то из них ко мне
подошел и говорит: «Хорошо, что вы пришли!» —«А почему?» —«А у вас
глаза добрые. Вы на нас смотрите и не презираете». Такая реакция очень
интересна была, потому что, конечно, их принимают и в хвост, и в гриву. Это
была первая встреча, потом стали ко мне в церковь ходить хиппи. Наши старушки,
я бы сказал, не в телячьем восторге были— подумайте о своих
здешних,— когда они стали появляться: «Отец Антоний, неужели они всю
церковь собой заполнят?»— а их только сорок или пятьдесят, и стоят они
очень хорошо. В общем, восторга не было. После какого-то богослужения я их
словил и пригласил к себе, и они год ко мне ходили раз в месяц пить чай и разговаривать,
потом стали ходить на лекции, которые у нас устраиваются. А потом в какой-то
день они пришли и говорят: «Знаете, мы хотим молиться, не хотите ли вы провести
с нами всенощное бдение и нас учить?» И мы десять часов промолились. Это совсем
неплохо, чтобы группа человек из шестидесяти девчат и молодых людей десять
часов сряду молилась,— это показывает, что они действительно молиться