Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
жизни или по своему внутреннему возрастанию— дойти до какого-то момента,
когда других детей производить на свет, вводить в жизнь нельзя. Есть положение,
когда всякий ребенок, который будет рожден от этой четы, погибнет— от
голода, от мора, от той или другой болезни, которая охватила родителей. Я
говорю сейчас не о дурных, оскверняющих болезнях, а— чахотка, рак или
такого рода болезни. И тогда имеем ли мы право вводить в жизнь ребенка, который
будет наследником этой болезни или этих ужасных обстоятельств? Вопрос здесь не
в том, чтобы прекратить всякое брачное общение, потому что брачное общение это
не попытка с жадностью насладиться телом другого человека, а момент, когда
человек так преисполнен любовью к другому, что всего себя отдает, отдает душу
свою, отдает телесность свою, но в чистоте, не с жадностью, не для того чтобы у
другого человека что-то приобрести или оторвать. И вот в такие периоды, в таких
состояниях, мне кажется (и за это меня, вероятно, многие осудят), что законно
прибегнуть к контрацепции, то есть не дать ребенку родиться в такие
обстоятельства, где он встретит только страдание, изуродование жизни, смерть, в
жизни которого ничего не будет светлого.
Конечно, можно играть словами и говорить: «Если Бог не захотел бы, не
родился бы ребенок». Но Бог не насилует человека. Он нам дал свободу решать и
действовать согласно своей мудрости или своему безумию. И поэтому мне кажется,
что если контрацепция не соединяется с попыткой ложных, нецеломудренных
человеческих отношений между мужем и женой, а связана с тем, чтобы не создать
возможность уродливой жизни для невинного ребенка, который не виноват ни в чем,
то контрацепция справедлива, она законна.
Совсем другое дело— аборт. Аборт это убийство, и об этом и говорить
нечего. Я знаю, что в некоторых медицинских случаях приходится прекратить жизнь
ребенка, потому что иначе и ребенок, и мать погибнут, но это медицинская
проблема. Когда, например, зарождается урод, который не может родиться или
который может убить мать и себя, я глубоко убежден, что справедливо не дать