в том, чтобы прекратить всякое брачное общение, потому что брачное общение это

не попытка с жадностью насладиться телом другого человека, а момент, когда

человек так преисполнен любовью к другому, что всего себя отдает, отдает душу

свою, отдает телесность свою, но в чистоте, не с жадностью, не для того чтобы у

другого человека что-то приобрести или оторвать. И вот в такие периоды, в таких

состояниях, мне кажется (и за это меня, вероятно, многие осудят), что законно

прибегнуть к контрацепции, то есть не дать ребенку родиться в такие

обстоятельства, где он встретит только страдание, изуродование жизни, смерть, в

жизни которого ничего не будет светлого.

Конечно, можно играть словами и говорить: «Если Бог не захотел бы, не

родился бы ребенок». Но Бог не насилует человека. Он нам дал свободу решать и

действовать согласно своей мудрости или своему безумию. И поэтому мне кажется,

что если контрацепция не соединяется с попыткой ложных, нецеломудренных

человеческих отношений между мужем и женой, а связана с тем, чтобы не создать

возможность уродливой жизни для невинного ребенка, который не виноват ни в чем,

то контрацепция справедлива, она законна.

Совсем другое дело— аборт. Аборт это убийство, и об этом и говорить

нечего. Я знаю, что в некоторых медицинских случаях приходится прекратить жизнь

ребенка, потому что иначе и ребенок, и мать погибнут, но это медицинская

проблема. Когда, например, зарождается урод, который не может родиться или

который может убить мать и себя, я глубоко убежден, что справедливо не дать

ребенку родиться, если не будет ему дана возможность войти в жизнь, а не в

полусмерть, не в погибель. Но это не должно быть связано со страстной,

безответственной жизнью.

Тогда поясните, что такое целомудрие. О нем так мало написано, само слово

до сих пор остается ни филологически, ни богословски не расшифровано.

На вопрос о целомудрии, который вы мне ставите, ответить не так

просто— в том смысле, что слово не раскрывает значения самой вещи. Если