Она дома, потому что сама стала домом Божиим, она дома, потому что мы все стали

детьми Божиими через Христа и во Христе, она дома, потому что она уже Божия до

конца, но она на пути в лице каждого из нас, потому что каждый из нас постоянно

изменяется. Если мы боремся, то из греховных делаемся менее греховными, из

греховных, но уловивших нечто о вечной жизни во Христе, делаемся более мудрыми,

более знающими, более опытными. И мы видим, что люди, которые не обязательно

святы, могут сказать правду о Боге, потому что они Его встретили; они еще не

выросли в ту меру, когда они соединились с Ним уже неразлучно, когда Он живет в

них полностью, но они столько уже знают, столько пережили, что могут и с

другими поделиться.

И вот мне хотелось вам указать на эту параллель между Ветхим и Новым

Заветом: начало мира, которое непостижимо для нас, начало Евангелия, которое

тоже, в каком-то смысле, непостижимо, потому что мы не можем встать на место

первых учеников. Как весь Ветхий Завет— рассказ о том, что было после

падения, так и в Новом Завете все, что начинается с Деяний апостольских,—

это становление: становление каждого из нас, становление всего мира,

становление народов; оно происходит порой бурно, порой мирно, но это

становление, это история, но история, в середине, в сердцевине которой

находится Христос.

Уроки Ветхого Завета

Уроки Ветхого Завета192

Этот ряд бесед мы посвятим темам из Ветхого Завета, а именно—

отдельным личностям, проблемам и тем житейским положениям, в которых они

находились, а также проблемам, которые они сами порой представляют.

Многие из вас слышали имя Адама. Адам— это человек, каким его

сотворил Бог изначально. Рассказ первых глав Ветхого Завета в какой-то мере

символичен— в том смысле, что он говорит о событиях, происходивших в

мире, которого мы больше не знаем, в мире до грехопадения, в мире, который жил,

существовал, действовал, рос до момента, когда Бог и человек разошлись, как бы

потеряли друг друга. И поэтому, говоря об Адаме, говоря о некоторых других

личностях после него, приходится принимать во внимание, что язык этих

повествований— это язык нашего времени, а сами события для нас

непостижимы. Мы не знаем, что значит вдруг из небытия быть вызванным Богом к

бытию, причем не актом насилия, не просто волей Божией, а любовью Божией,

говорящей нам: приди, восстань из несуществования! Приди— Я Себя отдаю