Вы, может быть, скажете: ну, слава Богу, такого никто из нас никогда

не совершал.Неправда! Как часто, когда человек стоит на нашем пути, в том

или другом виде— и политически, и житейски,— мы думаем: ах, если бы

только его не было, как бы дышалось свободно, как было бы хорошо! Ах, если бы

только его не было на свете! И это очень страшная мысль, потому что это каинова

мысль. Мы не доходим до того, чтобы убить человека, нет. Но мы как бы доходим

до того, чтобы его отстранить, исключить его из нашей жизни,— а это

человеку иногда бывает так мучительно, так страшно и так больно. Вот первый

вопрос, который был мне поставлен, и вот мой ответ, насколько я могу на этот

вопрос ответить.

Второй вопрос: почему, каким образом жертва одного оказалась приемлема,

тогда как жертва другого была отвергнута? Речь, конечно, не идет о том, что Бог

с большей готовностью принимал один род пожертвований, чем другой. Бог смотрел

не на жертву, которая не могла ничего особенного выразить о человеке: тот

давал, что мог, давал, может быть, все, что только мог материально, но

Бог смотрел в сердце человека. С одной стороны, был человек, который от всего

сердца, радостно, как бы принимая в себя всю красоту мироздания, весь смысл

мироздания, возвращал Богу в виде дара, с любовью, ликующе то, что ему было

дано от Самого Бога, с другой стороны, был человек, который был весь привязан к

тому, что у него было, он от этого отделял сколько требовалось, чтобы Богу

выразить свою преданность, свое почтение, свою веру посильную, но хотел

сохранить землю для себя, отдав Богу подобающую Ему часть. С одной

стороны— открытость сердца и открытость рук, с другой— замкнутость

сердца, собственничество и из этого собственничества какая-то «подачка» Богу.

Вот что является, мне кажется, объяснением этого поступка и этого отрывка из

Ветхого Завета.

Раньше чем перейти к более отрадным рассказам о подвижниках веры в Ветхом

Завете, я хочу остановить внимание еще на одном мрачном человеке— на