его комнату и закрыл за собой дверь. И я ощутил такое качество и глубину

молчания, которое вовсе не было просто отсутствием шума, отсутствием звука. Это

было сущностное молчание— молчание, которое французский писатель Жорж

Бернанос описал в одном романе30

как молчание, которое само— Присутствие. И я услышал собственные слова:

«А говорят, что есть смерть… Какая ложь!»

Соприсутствие с умирающим

Бывает умирание иное. Я помню молодого солдата, который оставлял после себя

жену, ребенка, ферму. Он мне сказал: «Я сегодня умру. Мне жаль покидать жену,

но тут ничего не поделаешь. Но мне так страшно умирать в одиночестве». Я сказал

ему, что этого не произойдет: я буду сидеть с ним, и пока он будет в состоянии,

он сможет открывать глаза и видеть, что я здесь, или разговаривать со мной. А

потом он сможет взять меня за руку и время от времени пожимать ее, чтобы

убедиться, что я здесь. Так мы сидели, и он ушел с миром. Он был избавлен от

одиночества при смерти.

С другой стороны, порой Бог посылает человеку одинокую смерть, но это—

не оставленность, это одиночество в Божием присутствии, в уверенности, что

никто не ворвется безрассудно, драматически, не внесет тоску, страх, отчаяние в

душу, которая способна свободно войти в вечность.

Последний мой пример касается молодого человека, которого попросили провести

ночь у постели умиравшей пожилой женщины. Она никогда не верила ни во что вне

материального мира, и теперь она покидала его. Молодой человек пришел к ней

вечером, она уже не отзывалась на внешний мир. Он сел у ее постели и стал

молиться; он молился, как мог, и словами молитв, и в молитвенном безмолвии, с

чувством благоговения, с состраданием, но и в глубоком недоумении. Что

происходило с этой женщиной, вступавшей в мир, который она всегда отрицала,

которого никогда не ощутила? Она принадлежала земле— как могла она

вступить в небесное? И вот что он пережил, вот что, как ему казалось, он