Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

человеком, воплотившись, Бог стал предельно нам близок. Он наш родной. Он носит

нашу плоть, у Него есть родословная (Мф1:1—16; Лк3:23—38). У Него

есть земная судьба, у Него есть имя, лицо. В Ветхом Завете нельзя было

изображать Бога, после Воплощения Бог получил и облик человеческий, и имя

человеческое. Во всем Он стал нам подобен, за исключением греха: греха как

оторванности от Бога, как исковерканности человеческого облика, как уродства. И

еще: через Воплощение мы вдруг обнаруживаем, что Бога можно не только бояться.

Страх, конечно, бывает разный. Можно рабски бояться наказания, можно бояться,

как наемник, который не хочет потерять свой заработок или награду; можно

бояться и как сын: как бы не огорчить любимого. Но и этого недостаточно. В

воплощении Христа открылась как бы еще новая черта в Боге: это Бог, Которого мы

можем уважать. Это слово звучит странно применительно к Богу, и я должен

его разъяснить.

Большей частью люди себе представляют, что Бог сотворил мир, сотворил

человека, не спрашивая его, хочет ли он существовать или нет, да еще наделил

его свободой, то есть возможностью себя погубить, а затем, то ли в конце нашей

личной жизни, то ли в конце судьбы мира, в конце времени, Бог нас будто бы

ожидает и произнесет суд. Справедливо ли это? Мы не просились в существование,

мы не просили той свободы, которую Он нам дал,— почему же мы должны

односторонне отвечать за свою судьбу и за судьбу мира? Этот вопрос с такой

резкостью мало кто ставит, но я его ставлю, и ответ я нахожу в воплощении Слова

Божия, Сына Божия. Бог делается человеком. Он вступает в мир на началах

человечества, Он на Себя берет не только тварность нашу, то есть плоть, душу

человеческую, ум, сердце, волю, судьбу, но Он берет на Себя всю судьбу

человека, который живет в падшем, изуродованном мире, в страшном мире, где все

время (порой— даже торжествуя) так или иначе действуют ненависть, страх,

жадность, все виды порока. Он входит в этот мир и берет на Себя все последствия

не только первичного творческого акта, вызвавшего из небытия мир и