которую надевает хирург на руку: перчатка потому только позволяет этой опытной,

мудрой руке совершать чудо исцеления, что она такая тонкая, такая хрупкая, что

не чувствуется на руке. Но она такая хрупкая, что может разорваться в одно

мгновение. То же можно сказать о парусе на лодке: это самая хрупкая часть

лодки, а вместе с тем только парус, направленный как следует, может позволить

ветру пронести корабль через море и довести до пристани. Вот о какой немощи

говорит Господь: об этой хрупкости, которая позволяет Богу свободно

действовать, или о той прозрачности, которая позволяет Богу литься через нас,

как свет проходит через стекло.

К этому мы должны стремиться, и это— наш подвиг, потому что от нас

будет зависеть, в какой мере мы себя отдаем Богу, в какой мере мы готовы

рассчитывать не на свои силы, а только на помощь Божию. Это было бы очень

легко, если бы мы понимали, что совершить наше человеческое призвание мы можем

только Божией силой. В плане человеческих действий мы можем сделать очень

многое упрямством, крепостью своей. Но достичь того, что составляет

человеческое призвание, мы не можем своими силами: мы не можем своими силами

стать братьями и сестрами Христа, детьми Божиими, не можем стать живыми

членами, частицами таинственного Тела Христова, не можем стать местом

пребывания Святого Духа и быть Им так пронизаны, как железо может быть

пронизано огнем, мы не можем стать причастниками Божеского естества (2Пет1:4)

своими силами— ничего не можем сделать того, что составляет настоящее,

предельное наше человеческое призвание.

Поэтому Богу мы можем предложить только свою открытость; как мы говорим: Прииди

и вселися в ны215.

Открыться и дать Богу дохнуть в нас, как поворачивают парус, чтобы ветер его

наполнил, как можно открыть окно, ставни, чтобы свет пролился в комнату, как мы

можем раскрыть наш ум и сердце другому человеку или пониманию,— вот что

мы можем сделать. Но это требует подвига, усилия, это требует выбрать Бога