для другого, и когда всякий православный, будь он русский или нет, был свой,

был брат, была сестра. Мы можем это воссоздать сознанием, выросши, углубившись,

уйдя в те глубины, которые раскрываются силой благодати, в те глубины, где люди

встречаются, встречаются в молчании, находят счастье в том, что можно побыть

друг с другом безмолвно, зная, что они едины, неразлучны навсегда, на вечность.

Подумайте об этом!

И кроме этого, конечно, мы призваны Христом преобразить этот мир, сделать из

этого мира место, где Бог у Себя дома, так, чтобы раскрылись врата Церкви и

чтобы тайна Церкви, Божественное присутствие излилось из храма на весь

окружающий мир. Это наша задача. И речь не идет о том, чтобы мы ходили и

проповедовали православие, а о том, чтобы мы были православием. Чтобы,

встречая любого из нас, общину или всю Церковь нашу, люди смотрели и видели:

Царство Божие пришло на землю, Бог живет в этих людях, Он с ними,— как бы

прильнуть, присоединиться к этому обществу жизни, света! Вот наша задача. Но за

почти две тысячи лет мы эту задачу не выполнили. Мы научились молиться, мы

научились многое понимать о Боге, о человеке, о жизни, о мире. Но теперь

приходит время, когда это должно расцвести— не знаю как— в

преображение мира, чтобы этот опыт нами был передан всем, кто нас окружает, не

словом, не попыткой убедить человека, а тем, чтобы всякий человек, встречая

нашу общину или отдельного ее члена, мог бы сказать: как я хотел бы быть

частицей этого живого тела!

Вы можете сказать, что даже в истории Православной Церкви очень многое

смущает. Я говорил уже, что за две тысячи лет было больше трех тысяч войн:

христиане убивали друг друга по той или другой причине, которая превосходила в

их глазах тайну единства в Боге: он мне не брат, она мне не сестра, несмотря на

то что верит в Того же Бога, что и я. И кроме того, мы не создали общество

любви. Речь не идет о том, чтобы всякого человека убеждать, а о том, чтобы

жизнь преображать. Мы должны, каждый из нас, вдуматься в эту задачу, чтобы на