только что перешел из одних рук в другие, оказалась в западне Зоя, молодая

женщина лет тридцати, с двумя детьми. Ее муж принадлежит противоположному

лагерю, она не сумела убежать вовремя, она прячется, надеется спасти жизнь себе

и детям. В страхе проходят сутки, затем еще день, к вечеру дверь домушки, где

она прячется, открывается и входит соседка, женщина ее же лет, простая, ничем

не выделяющаяся среди других женщина. Она спрашивает: «Вы— такая-то?»

Мать в страхе отвечает: «Да». «Вас обнаружили,— говорит соседка,—

сегодня ночью за вами придут и расстреляют, вам надо бежать». Мать смотрит на

детей и отвечает: «Куда же я уйду? Как бежать с малышами? Они не смогут идти

быстро, они не уйдут далеко, да и как меня не узнать— женщину с двумя

детьми, которую ищут?» И эта соседка, за миг до того незнакомая, вдруг

перестает быть соседкой и становится тем великим, величественным, что Евангелие

называет ближним— самым близким, тем, кто ближе всех, она

становится ближней этой матери и ее детям и говорит ей с улыбкой: «Вас

не будут искать, потому что я останусь вместо вас». Мать, вероятно, возражает:

«Но вас расстреляют!» И та отвечает: «Да, но у меня нет детей, вы должны уйти».

И мать уходит.

Я рассказываю не о простой жертвенности, я хочу подчеркнуть некоторые

моменты этого поступка, которые дают ему ценность и значение во Христе, которые

через Крест приводят нас к понятию Воскресения и Жизни Того, Кто велик в малых

сих.

Мать ушла, и эта молодая женщина (ее звали Наталья) осталась. Я не пытаюсь

представить, что происходило в эту ночь, я хотел бы только провести некоторые

параллели, которые, мне кажется, мы вправе провести. Наступала ночь, холодало,

осенняя, сырая ночь быстро окутывала ее одиночеством. Эта молодая женщина,

одна, оторванная от всех, которой нечего ожидать, кроме смерти, находится перед

лицом этой неминуемой смерти— смерти, которой она никак непричастна: она

молода, она жива, и убить должны были не ее. Вспомните Гефсиманский сад. Здесь