Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

равный Богу и равный человеку, до конца солидарный с Богом, потому что Он Сам

Бог, до конца солидарный с человеком, потому что Он— человек и готов в

Своей человеческой плоти понести все последствия Божественной любви. Вот акт

предстательства, вот что означает этот шаг, который ставит нас в сердцевину

ситуации навсегда, навечно, потому что Христос, родившийся от Девы, умер на

Кресте, воскрес и в Вознесении унес эту плоть человеческую в сердцевину

Троичной Тайны.

На примере Натальи мы видим, что Христос истинно есть Путь— путь

жизни, само бытие христианина. Мы видим также, что нет иной правды человеческой

и Божественной и что только это и ведет к жизни,— жизни

преизбыточествующей (Ин10:10), настолько полной, что она не только

наполняет вечностью того, кто несет ее, но переливается через край и изливается

на тех, кто вокруг, бесконечно, из века в век даруя им ценой распятия спасение

и жизнь вечную. Это победа мученика, победа слабого над сильным, победа того,

что до конца уязвимо, то есть любви Божественной или человеческой, над тем, что

кажется сильным— над ненавистью, которая оказывается разбита и непрочна.

Помимо такой полной и трагической отданности, какую проявила Наталья, мы

бываем связаны с миром почти неприметным образом, но имеющим очень большое

значение,— просто своим присутствием. Вы в мире, но не от мира (Ин17:14—16),—

сказал Христос. Мне кажется, что самый яркий тому пример— место Пресвятой

Богородицы в рассказе о браке в Кане Галилейской (Ин2:1—11). Бедная

свадьба. Люди с чистым и цельным сердцем пригласили Христа, и Господь не

отказался разделить их праздник. Его Мать и ученики здесь же. В какой-то

момент, когда сердца еще жаждут радости, препятствием встает человеческая бедность:

нет больше вина. И тут идет обмен фразами, которые кажутся никак не связанными

между собой. У них нет вина,— говорит Пресвятая Богородица. Что

Мне и Тебе, Жено?— отвечает Христос,— час Мой еще не настал.

И вместо того чтобы сказать Господу, что Она Его Мать, что любви,