примеру, возьмите притчу о блудном сыне (Лк15:11—32). Вы помните, как

блудный сын, опомнившись, идет обратно к отчему дому. И по дороге он повторяет

для себя— не то что заучивает наизусть, но в его душе плачет молитва: Я

согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим, прими

меня как одного из твоих наемников… Это плач души, это не повторение того, что

он скажет отцу,— он это чувствует все время и идет к отцу, несмотря на

свою недостойную жизнь. Хоть он недостоин, но он знает, что отец остался отцом,

что его любовь не поколебалась, даже когда сын ему сказал: я не могу дождаться

момента твоей смерти для того, чтобы начать жить. Давай сговоримся: умри для

меня, дай мне ту долю богатства, которую я получил бы после твоей физической

смерти, уговоримся, что тебя нет больше. Даже тогда отец не обмолвился ни одним

упреком, а просто дал ему его долю имущества и отпустил с миром. И вот,

вспоминая это, юноша идет домой именно к отцу— не к судье, не к чужому

человеку, не в надежде, что его «может быть» примут. Это слово «отец» значит,

что у него надежда еще не умерла. Но обратили ли вы внимание, что, когда он перед

лицом отца хочет произнести свою исповедь, отец ему не дает сказать последние

слова. Сын произносит: Отче, я согрешил против неба и пред тобою и уже

недостоин называться сыном твоим…— и тут его отец прерывает: сын или

дочь могут быть недостойными детьми своего отца или матери, но никаким образом

не могут перестроить свои отношения на отношения достойных наемников или рабов.

Отец не может его принять как наемника, как раба, он его может принять только

как сына: кающегося— да, недостойного по своему поведению— да, но

как сына и не иначе. И вот страшно для нас важно, что Бог никогда не примирится

с тем, чтобы мы были ниже своего уровня. Это— отцовство Божие. И когда в

этом контексте мы думаем о том, что Христос нам дает эту молитву и говорит: Отче

наш, то перед нами вдруг вырастает образ того, что мы собой должны бы

представлять. Если мы действительно братья и сестры Единородного Сына Божия,

ставшего Сыном Человеческим, то вот мера нашего человечества— не меньше.