ничто меньшее, чем полнота образа Христа, недостаточно, чтобы мы были полностью

самими собой. Это требует многого. Это не просьба к Богу, чтобы Он сделал для

нас то, чего мы не делаем ни для себя, ни для Него,— это призыв к тому,

чтобы мы были героичны в искании той полноты, которой, конечно, мы не можем

достигнуть своими силами, но которая является нашим призванием, и мы не имеем

права о себе думать ниже этого, мы должны быть достаточно смиренны, чтобы

принять это величие и склониться перед ним— да, но и выполнить его. А

если поставить вопрос о том, каким образом это можно сделать, я на это отвечу

словами, которые Господь сказал апостолу Павлу, когда тот просил силы для того,

чтобы осуществить свое дело. Господь ему сказал: Довольно тебе благодати

Моей, сила Моя совершается в немощи (2Кор12:9).

И конечно, немощь, о которой здесь говорится, не наша лень, не наша

косность, не наше малодушие, но это та тварная хрупкость, которая делается

прозрачной для воздействия Божества, которая делается гибкой в руке Божией,

когда мы Богу отдаемся с верой, доверием, в послушании. Так что, как Спаситель

сказал в Евангелии, невозможное человеку возможно Богу (Лк18:27).

И поэтому мы должны верить, что это возможно. Опять-таки, Павел говорит: все

мне возможно в укрепляющем меня Господе Иисусе Христе (Флп4:13). Так

что тут и призвание, которое сверх наших сил, и уверенность, что мы можем

вырасти в меру этого призвания— вырасти не органически, а подвижнически,

это требование, которое перед нами ставится.

И эти слова— простые, такие привычные: Отче наш— нас

вдруг ставят перед лицом нашего братства со Христом и непостижимым величием

нашего призвания, и уверенностью, что это призвание может быть исполнено силой

Божественной благодати, если только мы отдадим себя Богу именно, как я сказал,

гибкостью, прозрачностью, послушанием.

И тут я хотел бы сказать, что послушание не есть повиновение, порабощение,

оно— состояние человека, который всеми силами своего существа— и