Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
что оно может дать. Она приняла это и теперь нашла вечную жизнь в лице Того,
Кто есть Вечная Жизнь, и более не имело значения, как эта вечная жизнь
скажется— выздоровлением или смертью.
Как я уже говорил вчера, я даю вам примеры, которые далеко превосходят наш
опыт и явно далеко превосходят веру, и мужество, и глубину большинства из нас,
но они показывают нам, на что способны человеческая душа и человеческое тело,
чем может быть человек плоти и крови, когда у него есть простота и
убежденность,— и не говорите мне, что они были способны на это, потому
что, вероятно, были бесчувственны к боли.
И еще одно, последнее. Один из элементов душевного страдания при
болезни— это чувство, что я страдаю, а Богу безразлично. Бог где-то вне.
Он восседает, словно арбитр, наблюдает, с должным ли расположением я страдаю,
готовый увенчать меня венцом мученичества, когда я претерплю больше, чем разумно
можно было ожидать от меня… Это не так, и не так в двух отношениях. Вы,
вероятно, знаете на опыте собственной жизни, как мучительно больно переносить
страдание и отчаяние кого-то, кого вы любите больше, чем себя самого, или
столько же, сколько себя самого, или просто со всей силой любви, какая у вас
есть. Так вот, нам надо помнить, что таково положение Бога по отношению к нам.
Мы достаточно значим для него, чтобы Он возжелал нас в бытие, чтобы мы стали
Его спутниками на вечность. (Боюсь, глядя на самих себя и на окружающих, мало
кто из нас пожелал бы иметь своих соседей спутниками в вечности!) И кроме того,
ценность, которою Он ценит нас,— это вся жизнь и вся смерть Единородного
Сына Божия. Вот что мы значим для Него.
И когда мы говорим о Божественном сострадании, у нас есть мера этому
состраданию. Это не душевные страдания, которые мы испытываем, а нечто больше.
Мы ведь не умираем от этого страдания— Он умер. И солидарность,
которая есть между Им и нами, не просто солидарность из чувства симпатии, она
идет гораздо дальше. Он стал человеком и принял все ограничения нашей природы.