становился у ног постели и долго на него смотрел. Через некоторое время этот

несчастный начинал ерзать, тревожиться: «А в чем дело, почему вы на меня так

смотрите?» —«Ты же ранен, ты смотрел свою температуру?» —«Да».

—«Плохая она». —«Доктора говорят, что это естественно».

—«Доктора всегда так говорят, чтобы успокоить больного. Ты же знаешь, что

можно и от небольшой раны умереть, если она загноится». И так он продолжал

разговор, пока не загонял несчастного раненого в угол, исповедовал,

причащал— и уходил, говоря мне (тогда— врачу): теперь ваше дело, я

все свое сделал… Конечно, если священник будет так подходить к несчастному

больному, то он его только напугает, тот закроется. И слишком часто, когда

священник навещает больного, это рассматривают как предостережение: быть может,

смерть у порога.

Но если священник имеет опыт болезни, либо потому что сам болел, либо потому

что сумел видеть тех людей, которые болеют вокруг него (видеть— не

так просто, это не зависит от того, что у тебя глаза есть,— надо уметь

посмотреть), то и тогда есть целая— ну, не наука, а искусство. Наши

отношения с людьми должны быть таковы, чтобы наш приход в дом воспринимался

просто и с радостью. Это означает, что пастырское попечение о больных должно

начинаться, когда люди здоровы, начинаться с установления простых, дружеских

отношений.

Для того чтобы так, душевно, подойти к человеку, нужно громадное внутреннее

целомудрие, нужно быть в состоянии посмотреть на человека как на икону, на

живую икону, к которой ты подходишь с глубоким уважением, с благоговением и по

отношению к которой ты будешь действовать, как действовал бы в храме по

отношению к писаной иконе. То есть— молитвенно, благоговейно, чутко, смиренно,

трепетно и прислушиваясь изо всех сил к тому, что в человеке есть, что он может

сам сказать, но и к тому, что Дух Святой в нем совершает. Внутреннее молчание

священника, его способность встречать человека на какой-то глубине, очень