Who will hear the linnet?
- Михаил Прокофьевич, мне все это не нравится.
- Что именно?
- Все. И состояние ваше, и как вы к своему здоровью относитесь.
- А какая разница, как я к нему отношусь? Как оно ко мне относится - вот вопрос.
- Большая. Надо бороться за себя, понимаете?
- Понимаю.
- Если бы понимали. Пора уже определиться: либо на операцию ложиться, либо терапевтически лечиться. На других посмотришь - и болиголов пьют, и масло с водкой.
- Вы же мне сами сказали, что не помогает.
- Вам не кажется, что это удар ниже пояса?
- Я не хочу вас обидеть. Скажу больше: я сейчас усиленно лечусь. Наталья Михайловна пристально посмотрела на него. Киреев улыбался.
- Смеетесь?
- Отнюдь. Я душу лечу, а это главное. И в этом лечении вы мне очень сильно помогаете.
- Я?
- Вы. Благодаря вам и Лизе Бобровой я понял, что у меня сначала раком заболела душа. Надо прежде ее вылечить.
Он теперь не улыбался. Наталья смутилась:
- Ну, Лиза - это понятно. А я здесь при чем?
- Сказал бы, да, боюсь, льстецом назовете. Теперь уже улыбалась она:
- Не назову. А доброе слово - помните, в одном фильме это говорили - и кошке приятно. А я Котеночкина.
- Помню. Скажите, а вас Котей не звали?
- Нет, к сожалению, это же мужа фамилия. У меня девичья знаете какая была? Нет, не скажу, обсмеете.
- Клянусь, даже не улыбнусь.
- Мышкина.
Киреев рассмеялся. Наталья сделала вид, что обиделась:
- А клялись.
- Простите. Но - правда смешно... А можно я вас Котей называть буду?
- Я подумаю. А как вас звали в детстве?
- Конечно, Кира.
- Почему - конечно?
- А мода такая была. Бралась фамилия - ее уменьшительный вариант и становился прозвищем. У нас в классе Зиновьев был Зиной, Зотов - Зотиком.
- А меня бы Мышкой звали?
- Точно.
- Но вы мне что-то сказать хотели.
- Разве?
- Не хитрите.
- Сейчас скажу. Только у меня сначала вопрос к вам будет. Серьезный очень.