Ответ. Я сказал, что реакция на то или иное событие естественна, но это не значит, что она всегда правильна. Правильная реакция - реакция евангельская, то есть чистые евангельские чувства допустимы; нечистым же чувствам мы должны противостоять и их подавлять. Не нужно лишь делать вывод, что бесстрастие - это полное бесчувствие и безразличие ко всему, как учит аскетика восточных религий.

Что касается плача, то причины его могут быть разные. Думаю, что самое разумное - это, если есть возможность, сказать старице или старшей по послушанию, что такая-то сестра плачет. Вот и все. А самой можно так утешить, что она еще больше зарыдает.

Вопрос. В одной из проповедей Вы, батюшка, сказали, что есть люди, которых нужно останавливать в их молитвенном понуждении. Любопытства ради хочу узнать, когда и у кого это бывает, как определить, надо ли мне ослабить свое понуждение? Как определить, что понуждение превысило необходимое?

Ответ. Относительно этого надо советоваться со старицей. Думаю, что трудно так сразу определить. Во-первых, бывает естественное движение, развитие человека в его молитвенном состоянии, когда он от устной молитвы постепенно переходит к молитве умственной, потом в умственной молитве достигает какого-то сосредоточения, а ум начинает опускаться в сердце, и потом по временам молитва становится непрестанной, и так далее. У разных людей все это происходит по-разному. У одного - очень быстро: из-за простоты, или смирения, или особенной ревности, чистоты и целомудрия; у другого - очень медленно, из-за его страстности, в особенности страсти гордости. У одного это происходит прежде очищения, у другого - по мере очищения. У иного вдруг сразу открывается дар непрестанной молитвы, а он, может быть, еще не умеет правильно креститься. А почему так Господь совершает, мы можем только догадываться. Поэтому нужно советоваться со старицей и судить не по тому, достоин ли я такого состояния или не достоин, а по тому, соответствует это мое состояние учению святых отцов или не соответствует, совпадают те ощущения, которые я испытываю, с тем, чему учат святые отцы, или не совпадают. Все остальное - это тайна, тайна человеческой души.

Вопрос. Меня смущает, что иногда мое безрассудное послушание и послушание других сестер граничит с равнодушием. Часто в этом нас упрекают прихожане. Как в таких случаях находить золотую середину?

Ответ. Прихожане, как люди мирские, не всегда понимают, что такое правильное отношение к ближнему. Под любовью они часто подразумевают вежливость, чрезмерную общительность и так далее, и если ты не хочешь с ними разговаривать, они это воспринимают как равнодушие, как отсутствие любви. То есть под любовью они имеют в виду человекоугодие. Поэтому здесь надо быть осторожными, нужно уметь понять, действительно ли человек нуждается в каком-то добром слове или просто хочет поболтать и поразвлечься. И потом, не всякий из нас может доброе слово преподать, для этого нужно иметь какие-то способности и, в конце концов, благословение. Быть внимательными, обходительными, вежливыми, приветливыми - это наша обязанность вообще перед всеми людьми, а вступать в разговор, поучать или давать советы - с этим нужно быть весьма и весьма осторожными.

Беседа 8. О молитве Иисусовой как о главной добродетели

Я хотел немного побеседовать с вами об Иисусовой молитве. Может быть, вы и сами достаточно много знаете, читали, тогда эта беседа будет вам просто в напоминание. Кстати, можно затронуть и вопрос о самонадеянности. Святитель Игнатий (Брянчанинов) сказал замечательные слова, что при помощи Иисусовой молитвы можно стяжать высший вид смирения - ненадеяние на себя. Когда-то много лет назад я спрашивал у отца Андрея, игумена Андрея Машкова, что такое смирение. Я тогда был молодой, и мне казалось, что если я получу точный ответ, то тут же все исполню, и тогда у меня все пойдет на лад, тем паче что я прочитал у Иоанна Лествичника, что смирение - это искоренительница всех страстей. Я думал: "Вот и хорошо, приобрету одно смирение - и все страсти искоренятся". Видимо, в связи с желанием узнать, что такое смирение, и таким образом облегчить свою внутреннюю борьбу, я к отцу Андрею и обратился. А он говорит: "Смирение - это ненадеяние на себя". Я этим словам удивился и подумал, что он что-то не то сказал. Он больше не стал ничего говорить на эту тему. Видимо, потому что почувствовал, что я это сердцем не принял и не согласился с ним. Кроме того, он вообще очень кратко всегда объяснялся, без особенных комментариев, и поэтому казалось, что он говорит чрезвычайно простые, примитивные вещи и как бы между прочим. Хотя на самом деле его простые, незатейливые слова исходили из очень глубокого, продуманного, серьезного опыта. Когда я также ему докучал вопросами о разных добродетелях, о которых прочитал у Иоанна Лествичника или у других отцов, он мне неоднократно говорил: "Молись и все". Я изобретал всякие средства для того, чтобы приобрести, например, память смертную, или страх Божий, или смирение; помню, я как-то к нему насчет памяти смертной обратился и он мне сказал именно это. Вроде бы, ну что тут такого: "молись и все". Как будто никакого ответа нет, а на самом деле лишь спустя многие и многие годы, можно сказать даже сейчас только, я начал понимать, что от Иисусовой молитвы в сердце человека действительно приходят все добродетели, конечно, если он противится греховным помыслам. Правильнее сказать, не от самой молитвы, а от благодати, которая более всего приобретается внимательной молитвой Иисусовой, все добродетели приходят в душу человека: и страх Божий сам собой является, и память смертная, и смирение, понимаемое именно так, как говорил о нем отец Андрей, - ненадеяние на себя. И хотя я об этом читал у святителя Игнатия, я удивился его словам. Все же, видимо, пока сам не испытаешь, не поверишь по-настоящему сердцем своим, не прочувствуешь это - не согласишься. Я, конечно, не к тому говорю, что я эти добродетели приобрел, но просто понял, что без молитвы или, можно сказать, вне молитвы их приобрести невозможно. Это не значит, что мы можем позволить себе делать что угодно и при этом только молиться, и все само собой произойдет. Конечно, мы должны понуждать себя к исполнению заповедей, но необходимо помнить, что главным и даже почти единственным средством - настолько важным, настолько довлеющим, что все остальные средства становятся только вспомогательными и как бы дополняющими, - является молитва Иисусова. В ней - и борьба с самонадеянностью, и само покаяние.

Когда мы пытаемся приобрести такую всеобъемлющую, очень важную добродетель, как покаяние (через которую, скорее всего, все доброе и приобретается, без которой, наверное, и спастись никто не может), то часто думаем, что размышление о своих грехах, о своих немощах поможет нам прийти в сокрушение сердечное и в нас появится покаяние. Но это не так. Покаяние, как и все прочие добродетели, приходит от действия благодати Божией, а благодать Божия удобнее всего приобретается молитвой, поэтому от внимательной молитвы рождается все. Без Иисусовой молитвы невозможно ни заповеди исполнить, ни стяжать какие-нибудь добродетели, ни победить какие-либо страсти, невозможно даже понять, что; на самом деле необходимо делать, - и поэтому все в конечном счете сводится к ней. Если воспользоваться библейским образом, молитву Иисусову можно сравнить с океаном, который в первобытные времена, до потопа, обтекал всю землю и орошал ее. Так же и без живительного действия молитвы, этого духовного океана, ничто в человеке не может произрастать и тем паче плодоносить. Духовная жизнь начинает в нас замирать, когда мы несколько уклоняемся от занятия молитвой, увлекаемся самыми благовидными делами, или когда мы как будто бы исполняем свой долг и таким образом отвлекаемся, или стремимся к приобретению знаний, или, может быть, впадаем в какое-то нерадение, остываем, или под предлогом смирения (именно, подчеркиваю, под предлогом, а не под действием истинного смирения) начинаем успокаиваться и молиться спокойно, как бы только исполняя свою обязанность, будто бы в ожидании, когда Господь посетит нас, а сами не проявляем дерзновения. Короче говоря, духовная жизнь замирает в нас, когда мы оставляем молитву под самыми разнообразными предлогами: или от действия страстей, или от действия мнимого смирения, или от занятия необходимыми делами, может быть и чрезвычайно нужными.

Если мы совершаем свой путь без болезни сердечной, как об этом говорят многие святые отцы, то плода принести не можем. В этом делании - в молитве Иисусовой - очень важно иметь такую добродетель, такое свойство, как болезнь сердечную. Это не значит, что у человека должно болеть сердце буквально (не дай Бог, кто-нибудь так чересчур примитивно поймет) и что должно быть какое-то постоянное душевное страдание. Болезнь сердечная - это переживание о своем спасении, о своем преуспеянии, это ревность к тому, чтобы изменяться, двигаться вперед, чтобы приближаться к Богу.

Если кто боится, что он, проявляя чрезмерное усердие к Иисусовой молитве, таким образом покажет дерзость пред Богом и что это будет неуместно и богооскорбительно, то пусть подумает, что сама эта молитва по своему точному смыслу является молитвой покаяния, а если мы имеем дерзновение в покаянии, то, конечно, Бог на это прогневаться не может. Иисусова молитва учила бы нас смирению, даже если бы в ней не было слова "грешного", которое усугубляет покаянное настроение. Ибо и само выражение "Господи, помилуй" передает основной смысл этой молитвы. "Господи, помилуй" уже говорит о том, что мы считаем себя людьми недостойными милости Божией, обязанными просить ее у Бога, то есть что мы считаем себя людьми лишенными чего-то. И вот ни о чем не думая, ни о чем заранее не помышляя, просто внимательно молясь, мы в этой молитве находим все необходимое нам для того, чтобы смириться. И чем с большим дерзновением мы молимся, чем с большим дерзновением напрягаем внимание (конечно, нужно сделать оговорку, что все должно быть разумно и умеренно, каждый должен действовать сообразно мере своего преуспеяния), - иначе говоря, чем больше мы понуждаем себя ко вниманию, тем больше приобретаем покаяния и смирения. И потому не нужно бояться этого дерзновения, не нужно думать, что Богу не угодно это наше усердие. Наоборот, все святые отцы шли таким путем, прибегая даже к различным искусственным приемам для усугубления внимания и преуспеяния в молитве: с дыханием вводили ум в сердце, взирали умственным взором на верхушку сердца или, например, вместо всякого слова, произносимого гортанью человека, произносили слова Иисусовой молитвы и таким образом сосредотачивались и собирались. Это наиболее распространенные приемы занимающихся Иисусовой молитвой. И никто из отцов не считал, что они дерзновенны. Если святитель Игнатий и делает некоторую оговорку, что эти приемы не обязательны и можно без них обойтись, то отсюда не следует, что они вообще не нужны. Иному, действительно, лучше просто молиться, только вмещая ум в слова молитвы, а иному можно прибегнуть и к искусственным средствам. И сам святитель Игнатий оговаривает их, поскольку понимает, что люди все равно вынуждены будут к этим искусственным приемам прибегать, и поясняет, как нужно правильно их применять. Некоторые из них вообще кажутся нам какими-то дикими, странными, их даже сам святитель Игнатий не мог понять, не мог поверить, что они соответствуют учению святых отцов, например такой: держать ум при пупке. Святитель Игнатий говорит, что это хула на молитву и так далее, поскольку он не читал всех творений святителя Григория Паламы, который тогда еще не был переведен на русский язык. Только в наши годы, семидесятые-восьмидесятые, он был переведен и недавно, всего несколько лет назад, опубликован. Вышли "Триады в защиту священнобезмолствующих", где святитель Григорий Палама говорит, что нет ничего зазорного в том, чтобы держать ум на пупке и таким образом препятствовать низменным страстям подниматься вверх и охватывать душу человека, и это одно из средств, которые помогают попирать плотские страсти. Я знаю людей, которые пользовались подобным средством, и оно действительно помогало. "А почему бы не прибегнуть к сердечной молитве?" - спросите вы. Сердечная молитва является постоянным деланием, и уже находясь в этом состоянии, подвижники прибегали к названным приемам, чтобы остановить плотские страсти. А святитель Игнатий (Брянчанинов) считал, что это какое-то недоразумение и клевета на Григория Паламу. Конечно, мы в основном руководствуемся учением святителя Игнатия; безусловно, он наиболее подходящий учитель для монахов последних времен, наиболее осторожный, рассудительный, точно изъясняющий учение древних отцов, но нельзя абсолютизировать некоторые второстепенные моменты его учения и впадать в буквализм. Поэтому я, например, советую тем, кто уже перешел от молитвы устной к молитве умной, пользоваться способом, который рекомендует преподобный Симеон Новый Богослов. А он советует взирать умом на вершину сердца. Этот совет он преподает в "Трех образах внимания и молитвы". Феофан Затворник при переводе этого творения на русский язык упустил самый важный момент, когда преподобный Симеон говорит собственно о третьем образе внимания и молитвы. Суть же предлагаемого Симеоном Новым Богословом метода состоит в том, что надо умом взирать на вершину сердца. Вот о чем он говорит. И это метод очень действенный, может быть, даже более уместный и легкий, чем соединение молитвы с дыханием.

Я еще раз напоминаю вам о том, что ваше преуспеяние будет зависеть по большей части от усердия к умному деланию, к Иисусовой молитве. Откровение помыслов, частая исповедь, старательное исполнение послушания, конечно, необходимы, но нужно понимать, что все это подобно планетам, вращающимся вокруг Солнца, а Солнце - молитва. Сами основополагающие добродетели монашеской жизни: послушание, откровение помыслов, отсечение своей воли - вы исполнить не сможете, если не будете прибегать к помощи Божией. А не исполняя эти добродетели, конечно же, и ни в чем остальном не преуспеете. Разумеется, большое значение имеет откровение помыслов, но все же само по себе без усердия к молитве оно ничего не даст - это только вспомогательное, а не единственное средство борьбы со страстями. Никто не может человека очистить, если его Сам Господь не очистит. А если мы не будем об этом просить, не будем прибегать к Нему и прилепляться к Нему всем сердцем, всей душой, всем разумом, всей крепостью (Мк.12:33), как сказано в Евангелии, тогда никакой самый мудрый старец, не то что отец П. или отец Авраам, а сам Антоний Великий не поможет. Никто человеку ничего не даст, если он не будет прилепляться к Господу, потому что один у нас есть Отец и Наставник, один у нас Учитель - это Господь Иисус Христос, как Сам Он сказал (см. Мф.23:9). Если кто-то не получает помощи от наставления: хотя приходит, исповедуется, выслушивает какие-то советы, но потом оказывается, что они бессильны, что он не меняется, вновь претыкается, падает, - то подчас этот человек думает, что виноват "неопытный" наставник. А на самом деле виноват сам этот человек. Никто не претендует на абсолютное рассуждение, которое в наше время, наверное, и найти почти невозможно, но мы сами должны усердствовать и прибегать к Господу. Он единственный у нас Учитель. Он может без всяких слов, без всяких откровений научить нас самим действием благодати, как себя вести, просветить наш разум так, чтобы мы знали, как нам продвигаться, что нам с собой делать, и укрепить нашу волю в решимости исполнять Его заповеди.

Под просвещением разума я не имею в виду, что человек поймет что-то особенно новое, - конечно, он поймет только то, что всем давным-давно известно, что уже открыто нам в Евангелии, о чем мы как будто бы давно знали и многократно читали, или то, что сказано святыми отцами. Но постигнутое он теперь сумеет отнести и к себе. Господь просветит его разум таким образом, что человек поймет, как дарованное ему знание исполнить, какое оно имеет значение. Просвещение разума затронет его сердце, станет как бы его собственным откровением. Читая Евангелие, мы часто многое просто пробегаем глазами, тогда как на самом деле все написанное в нем - Божественное откровение. Но вот то или иное слово коснется вдруг нашего сердца - и это тоже Божественное просвещение. Поэтому не нужно искать чего-то особенного, а нужно постичь те истины, которые называются прописными, но которые пока не дошли до нас и остаются только внешним учением. А все это происходит тогда, когда мы усердно молимся. Таким образом, Господь Иисус Христос бывает нашим Учителем без всяких слов, потому что все те слова, которые нужны были для нашего спасения, Им уже сказаны. Они находятся в Божественном Евангелии. Ничего не нужно более говорить, необходимо только, чтобы слова эти стали для нас дорогими, живыми. Вот так Господь невидимо научает человека внимательно молящегося. Поэтому для того, чтобы спасаться, достаточно и этого краткого совета; это самое главное, и если человек будет так делать, то, наверное, все прочее постепенно приложится, как сказано Самим Спасителем: "Ищите прежде Царства Небесного и остальное приложится" (Мф.6:33). То же самое в значительной степени можно сказать, видимо, и о духовных добродетелях: стяжав главную добродетель, мы с ее помощью приобретем и другие. Отсюда не следует, что мы должны ими пренебрегать, когда благодать Божия приходит и понуждает нас к совершению одной из них, допустим к тому, чтобы помнить о смерти, но вместе с тем если мы будем искать памяти смертной помимо молитвы Иисусовой, это будет в лучшем случае зыбко и непостоянно. А вот когда мы молимся Иисусовой молитвой, ради нее и все остальные добродетели, сначала основные, а потом и второстепенные, постепенно вселяются в нашу душу, и мы становимся настоящими христианами.

Итак, Иисусова молитва - это и есть то самое Царствие Небесное, которое нужно искать. Святые отцы даже называют ее тем единым драгоценным бисером, ради которого купец, то есть всякий христианин, оставляет все свои богатства: все продает, чтобы купить его. И этой единой драгоценной жемчужиной, хотя и маленькой, но по ценности своей вмещающей стоимость огромного богатства, является молитва Иисусова. И это, конечно, справедливо. В краткой молитве Иисусовой мы воистину обретаем всю полноту действия благодати. Святитель Игнатий говорит, что, по Преданию Православной Церкви, благодать Духа Святого стяжается более всего молитвой Иисусовой. Поэтому можно дать такое чрезвычайно краткое (чтобы лучше его запомнить) наставление: нужно непрестанно внимательно молиться Иисусовой молитвой и стяжать непрестанную внимательную молитву. Вот об этих двух вещах, вернее, об одной молитве с двумя основными ее свойствами - непрестанностью и внимательностью - мы должны больше всего заботиться, и вместе с нею все придет. А если мы будем этим наставлением пренебрегать и думать, что какими-то хитростями что-то изобретем, откроем, или какое-то отдельное изречение исполним из Евангелия, из писаний святых отцов, или сами что-нибудь придумаем, то ничего у нас не выйдет.