Через несколько минут отец эконом уже принимал благословение владыки.
- Отец эконом! Я слыхал, тут у вас есть архиерейская дача за городом?
- Есть, Ваше Преосвященство.
- Большая?
- Здание громадное, службы, сад, пруд, лесу десятины три, да десятины две свободной земли.
- А соседняя земля чья?
- Городская, Ваше Преосвященство.
- Свободная? Много?
- Сдается в аренду под выгон скота... Места много: десятин сто будет.
- Ну, вот что: ваша дача для меня мала. Возьмите-ка экипаж и поезжайте сейчас к городскому голове. Справьтесь у него от моего имени, не продаст ли нам город эту землю и почем, а если не продаст, то не может ли отдать нам, по крайней мере, в долгосрочную аренду... Если не всю, то хоть десятин двадцать. Поняли? Ну, скорей...
- Слушаю, Ваше Преосвященство. Только... осмелюсь доложить: не соизволите ли лично осмотреть дачу. Может быть, покупка окажется излишней... Прежние преосвященные очень довольны были дачей...
- Нет, нет. Я сказал вам, что мне тесно там будет. Пять десятин - мало...
- А на какие же средства, Владыко?
- Ну, это уж не ваша забота... Бегите. - Отец эконом в недоумении отправился исполнять "каприз" владыки.
- Пошлите-ка ко мне швейцара, - крикнул ему вдогонку владыка.
Швейцар, рослый и представительный старик, приветливо раскланивавшийся с городскими отцами протоиереями и едва отвечавший величественным кивком головы на приветствия сельских батюшек, чтобы не уронить достоинства представляемого им архиерейского преддверия, узнав, что владыка изволит требовать его к себе, оправил мундир и предстал пред очи владыки, торжественно и важно сложив руки для принятия благословения.
- Здравствуйте, Петр Акимович... Так, кажется, вас зовут?
- Так точно, Ваше Преосвященство.
- Вот что, голубчик, вы бы где-нибудь приискали себе место, - швейцара мне не надо.
Петр Акимович, польщенный сначала тем, что владыка обратился к нему на "вы" и назвал его по отчеству, побледнел и беспомощно опустил руки. Он совсем не ожидал такой беды. В голове у него промелькнула черная мысль: "Успели накляузничать. Это непременно Антон, архиерейский кучер... больше некому. Он давно на меня зол, давно хочется ему самому попасть в швейцары".
- Ваше Преосвященство, - дрожащим голосом и сразу потеряв всю свою величавость, проговорил швейцар, - за что такая немилость? Двадцать лет служу в швейцарах. Человек я одинокий. Все владыки были мною довольны... И вам готов служить верой и правдой. Злые люди наговорили вам на меня...