Когда настоятель входил в храм и приступал к богослужению, там уже находилось много прихожан. Благочестивые православные казаки старались придерживаться дедовских традиций: мужчины стояли по правую сторону, в рубашках с длинными рукавами, все пуговицы до подбородка застегнуты, сама ж рубашка навыпуск, ремень поверх ее; женщины стояли слева, платья и кофточки тоже с длинными рукавами, все – от девочек до старушек – в белых косыночках или платочках. Центральный проход всегда свободен. Батюшка установил порядок: совершать каждую субботу заупокойное богослужение, чтобы все желающие могли поминать своих усопших родных и близких. В этот день после литургии совершалась панихида: стол выносили на середину храма, свечи на приношения ставились большие, чтобы горели долго. Батюшка без спешки, четко произносил каждое имя, которое поминалось, кадил с прилежанием и любовью. Он не просто молился, а вымаливал души усопших. Если же отец Петр отпевал покойника, то обязательно в храме, после чего усопшего несли через всю станицу 3 километра на православное кладбище в сопровождении священника и певчих, под колокольный звон и погребальное пение: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас», что в других местах властями было категорически запрещено. Так же трогательно и свято проходили родительские субботы: Батюшка выходил на кладбище, служил на могилках. Не забывал он отслужить литию на могиле царского генерала Николая Слепцова, упокоенного тут же, на старом казачьем погосте. (Вандалынационалисты позже осквернили его склеп.) Не пропускал Батюшка также ни одного так называемого «малого» праздника церковного календаря, неопустительно отмечая память всех православных святых.

В дни Великого поста отец Петр обязательно объезжал все вверенные ему станицы, навещая тяжело больных прихожан, не имевших возможности изза болезни прийти или приехать в храм. Таких людей Батюшка на месте исповедывал, приобщал Святых Христовых Тайн, соборовал, беседовал с ними, утешая их скорбь своим пастырским словом.

Сама атмосфера, царившая на богослужениях в этой небольшой сельской церквушке, была поистине неземной – об этом вспоминают все, кто лично знал протоиерея Петра Сухоносова и постоянно посещал Покровский храм в «Слепцовке». Но, пожалуй, наиболее сильные и яркие впечатления от увиденного и прочувствованного сохранили люди, которые делали тут первые шаги к святой православной вере с детских и юношеских лет. Вот что вспоминает Анна Федоровна Купкина, выросшая под благотворным духовным опекунством Батюшки Петра: «Все праздники, особенно двунадесятые, отец Петр служил величественно, торжественно и очень трогательно.

Рождество Христово было настоящим праздником Детей. Служили ночью. Тетя Таня – сестра Батюшки – выводила нас во двор и показывала на ночном небосклоне самую яркую звезду и говорила: «Вот, дети, это та самая звездочка, что указала путь волхвам ко Христу». Она начинала рассказывать нам эту удивительную библейскую историю, а у нас сердце замирало от радости, что и мы, дети, тоже видим эту звезду. А накануне самого Рождества после вечерни выносили кутью. Первым долгом несли к батюшке. Как же он радостно принимал нас! Он пробовал приготовленную праздничную кутью, прихваливал, всем видом подчеркивая важность происходящего события, а потом щедро одаривал нас, как волхвы МладенцаХриста. А после говорил: «Идите в сторожку и храм, там осталось много людей на ночь, на службу – порадуйте их». Все это было необычайно радостно и трепетно.

А после Божественной литургии, немного отдохнув с ночи, мы гурьбой шли к батюшке колядовать. Он нас уже ждал. Когда мы начинали петь и читать рождественские стихи, то Батюшка включал магнитофон и записывал все на пленку. А затем одаривал нас рождественскими подарками. Описать нашу детскую радость просто невозможно словами! При этом Батюшка всех напутствовал: «Вы ж не забудьте навестить больных прихожан, которые не смогли прийти на службу – им тоже радость будет».

В течение трехчетырех дней мы ходили по домам, навещали больных и немощных, знакомых и незнакомых, пели рождественские колядки, оставались совершенно без голоса, но с огромной радостью в сердце. На Крещение запомнились голуби с красными ленточками, которых выпускали во время освящения воды.

Когда приближался Великий пост, то к нему готовились особенно тщательно и благоговейно. В неделю о блудном сыне всем храмом пели трогательный псалом, все плакали. На масленицу обязательно шли к батюшке: там нас ждали русские блины, вареники и теплое молоко. На вечерне Прощеного воскресенья Батюшка переоблачался в постовые черные ризы и опускался на колени: «Господи и Владыко живота моего...» Наступал чин самого прощения. Батюшка стоял перед переполненным храмом, рассказывал о Великом посте, а потом смиренно, с глубоким сокрушением сердечным, слезно, кланяясь до земли, просил у людей прощения. Люди тоже плакали и в слезах покаяния просили прощения у своего настоятеля. По очереди подходили ко кресту: Батюшка теперь у каждого прихожанина лично просил прощения, а каждый прихожанин просил лично о том же отца Петра. Не были исключением и дети, что нам казалось особенно удивительным: ведь Батюшка нас никогда не обижал, был с нами всегда ласков – за что же ему просить у нас прощения?..

Первую неделю поста служба шла ежедневно. Меня и младшую сестренку мама научила петь: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою...» И мы втроем становились перед святым алтарем и пели эти величественные и в то же время необычайно трогательные слова. Вместе со взрослыми дети делали много земных поклонов, но это совершенно не было нам в тягость, потому что все совершалось свято, благоговейно, осмысленно, а не механически. Батюшка каждый раз служил так, как будто все делал впервые: с внутренним трепетом, благоговением, без спешки. В Вербное воскресенье мы, дети, ликовали, получая из Батюшкиных рук нежные весенние вербочки: для детей он специально выбирал из огромного пучка самые лучшие и радостно вручал их нам. Обращаясь к людям в этот день с проповедью, Батюшка рассказывал о великом духовном значении того, что происходит в этот день в храме. При этом говорил: «Да, сегодня праздник, радость, но к чему она приуготовляла Господа? Для нас, верующих, завершается 40дневный пост, установленный Уставом Церкви, но начинается пост особый, который связан с воспоминанием страданий нашего Спасителя и Его крестной смертью. Кто из нас думает о еде и развлечениях, когда в нашем доме стоит гроб с телом близкого и дорогого нам человека? Никто. И вот все мы будем на этой неделе подходить ко Гробу Того, Кто открыл нам двери спасения. Ближе и роднее ХристаСпасителя у нас, христиан, нет никого...»

Каждая служба Страстной Седмицы была наполнена глубоким сопереживанием страданий Господа. Службы этих дней шли очень долго, по многу часов без перерыва и отдыха, но не было чувства какойто физической усталости: все мы словно присутствовали там, где шел Своими Пречистыми Стопами на крестные мучения и смерть Сам Христос. Вся неделя проходила в строгом посте, молитве, в слезах и поклонах. Уже позже я узнала, что Батюшка всю эту неделю питался лишь просфорой и водой. Рассказывают, что один пост он провел вообще на воде...

Плащаница выносилась бережно, нежно, полагалась благоговейно на заранее приготовленное место, благовоние разносилось по всему храму. А Страстная суббота запомнилась постепенным переходом из поста к Светлому Воскресению Христову – Пасхе. Этот радостный день мы ждали с огромным нетерпением. На Пасху детям дарили обновки, в храме и дома царила идеальная чистота и порядок. Мы то и дело бегали из дома в храм смотреть, как переоблачают образа и все готовят к торжеству. И вот вечер. Мы все нарядные, взволнованные идем к службе. В храме полумрак, горят лишь свечи, слышно негромкое чтение «Деяний Апостолов». Прикладываемся к Святой Плащанице. Батюшка тихо ходит в алтаре и кадит. Начинается полунощница, Плащаница вносится в алтарь и вскоре оттуда слышится тихое пение: «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесех...» Затем громче, громче. Начиная с алтаря, постепенно по всему храму зажигается свет, открываются царские врата – и торжественно появляется Батюшка в пасхальном облачении с трехсвечником и кадилом. Крестный ход – во дворе храма негде яблоку упасть, море людей! С пением «Христос воскресе из мертвых...» все входят в храм, где сквозь дымку клубящегося ладана людей встречает изображение Воскресшего Господа: Он будто Сам стоит посередине храма в сиянии лампад и свечей. Все залито ярким светом, ликованию и радости нет предела! Христос Воскрес! Когда после службы начиналось освящение пасок и куличей, Батюшка не жалел воды.

Запомнилось, что в этот день приходило много местных цыган: они приносили с собой невероятно огромные – размером с целое ведро – пасхи, много крашеных яиц, колбас. И обязательно приносили с собой жареного поросенка. Когда отец Петр приближался к ним, то они радостно и громко начинали кричать: «Батюшка, Батюшка, окропите нас! Еще, еще!» Потом все принесенное с собой завязывали в красивую цыганскую шаль, вешали на длинную палку, мужчины с двух сторон поднимали ее и выходили со двора.

Такой радостью и святостью была окружена вся наша Детская жизнь. Мы росли и воспитывались в такое время, когда верующему человеку было трудно открыто исповедывать Бога, но благодаря помощи Божией и правильному духовному воспитанию мы сумели сохранить свою веру и не поддаться искушениям, которые ожидали всех советских детей того страшного безбожного периода».

Не было такого дома, где бы не знали имя отца Петра. Ни одно маломальски серьезное дело – строить ли дом, кудато ехать, решать семейные проблемы – ничто не начиналось без Батюшкиного благословения. Прихожане ехали сюда днем и ночью, совершенно не оставляя ему времени на отдых.

«Я хорошо помню это время, – рассказывает духовная дочь отца Петра Евдокия Евдокимовна. – За два с небольшим года у нас сменилось четыре настоятеля. Отец Петр был пятым на моей памяти. Сама я мало разбиралась в церковной службе, но старалась не пропускать ни одного воскресного дня и праздника. У родителей моих было 8 детей, и все мы ходили в храм: ктото из старших оставался дома готовить еду, а все остальные шли на службу. Мама моя, покойница, была неграмотной, а отец, наоборот, был начитан. У него хранилось много книг с житиями святых, он свободно читал акафисты, каноны. Мы видели, что в храме не прекращались раздоры. Каждый новый настоятель пытался служить не так, как того требовал устав, а как говорило начальство. Утренняя служба совершалась вечером, все было както перепутано и перемешано».