Особенную популярность подобные взгляды получили в связи с открытием и расшифровкой текстов других ближневосточных культур — вавилонской, ассирийской и т.д. Также этот подход был связан с поисками «исторического Иисуса» — реальной личности, стоявшей за повествованиями НЗ, во многом, по мнению либералов, легендарными. Соответственно, подобный подход, например у А. фон Гарнака, приводил к тому, что в Евангелиях выделялась некая подлинная историческая основа, а все остальное объявлялось позднейшей интерпретацией, а порой и домыслом. Иисус из Назарета, таким образом, оказывался исторической личностью, а вот Христос — объектом церковной веры, и один был далеко не тождествен другому[69].

Попутно стоит заметить, что все основные течения внутри библеистики зарождались в протестантской среде, прежде всего либеральной. Католические, а затем и православные богословы могли перенимать (как правило, медленно, осторожно и лишь до некоторой степени) одни их идеи и отвергать другие, более радикальные, но их реакция была по преимуществу именно что реакцией на идеи протестантов. В современной библеистике нечасто приходится слышать о конфессиональных границах: сторонники одной теории могут принадлежать к разным конфессиям или не принадлежать ни к какой, и внутри одной конфессии встречаются люди с очень разными взглядами. Но если говорить о возникновении новых идей, то первенство со времен Реформации остается за протестантским миром. Кроме того, стоит отметить, что вплоть до начала XX в. основным центром библеистики была Германия, а в течение XX в. эта роль отчасти перешла к Британии и США, впрочем, не в ущерб германским научным и богословским центрам. Таким образом, основной язык классической библейской критики — немецкий, основной язык современной библеистики — английский.

Среди современных библеистов, пожалуй, невозможно найти таких, которые бы полностью следовали всем методам и выводам классической библейской критики. Однако в рамках этого направления возникло несколько достаточно важных школ, дисциплин, методов анализа, которые мы и рассмотрим в следующем разделе. На английском и немецком языках принято говорить о «критике»[70] текста, источников, редакций и т.д., однако по-русски слово «критика» слишком тесно связано со значением полного отрицания, поэтому мы будем говорить скорее об «анализе»[71].

Классическая библейская критика делилась на «низкую», к которой относилась только текстология, и «высокую», куда обычно определяли все остальные дисциплины, но сегодня такое иерархическое деление уже стало редкостью. В каком-то смысле «низкая» критика оказалась намного убедительней «высокой» — может быть потому, что имела дело с конкретным рукописным материалом.

2.3.2. Наследство «библейской критики»

2.3.2.1. Текстология

До нас не дошли автографы библейских текстов (самые первые рукописи, созданные непосредственно авторами). Но мы располагаем значительным количеством различных рукописей и других источников (например, библейских цитат в произведениях более поздних авторов) — все вместе они иногда называются свидетельствами или сеидетелями. Текстология или текстуальная критика видит свою цель в изучении всех доступных свидетельств и в восстановлении, насколько это возможно, первоначального текста того или иного памятника письменности. Иногда проводят такое различение: текстология есть наука скорее теоретическая, тогда как текстуальная критика сводится к практике сопоставления различных рукописей и реконструкции изначального состояния текста[72]. Такая работа проводится над любым древним текстом, не только над Библией.

Ошибки могут прокрасться в любой переписываемый от руки документ, а порой в него вносятся и сознательные исправления. Поэтому текстология со временем выработала некоторые основные принципы. Вот некоторые из них:

♦ учитывается не число свидетельств, а их «вес», т. е. древность и степень независимости от других свидетелей; ♦ рукописи необходимо сопоставлять между собой, чтобы выявить их относительную генеалогию, и затем сравнивать «родителей» каждой такой «семьи»; ♦ более краткий вариант обычно оказывается изначальным, т.к. переписчикам свойственно скорее добавлять, чем пропускать текст; ♦ если более полный вариант содержит буквальные повторы, он предпочтительнее краткого, т.к. пропуск текста между повторами легко объяснить небрежностью переписчика; ♦ более сложный для понимания текст обычно оказывается изначальным, т.к. переписчикам свойственно скорее упрощать, чем усложнять текст; ♦ пояснения к непонятному слову или выражению могут быть поздними глоссами (примечаниями), случайно внесенными в текст, и т.д.

Тщательно исследуя совокупность свидетельств, текстологи стремятся, насколько это возможно, создать максимально близкий к автографу[73] критический текст. Сам по себе он является реконструкцией, т.е. не совпадает полностью ни с одной существующей рукописью, но можно считать, что во всех спорных случаях он выбирает вариант чтения, который с наибольшей долей вероятности совпадает с автографом. Для НЗ существуют издания критического текста, в которых указаны все существенные разночтения — это, прежде всего, 27-е издание из серии Nestle-Aland (сокращенно NA27), названной так по именам виднейших ученых, работавших в разное время над созданием этого текста: Э. Нестле и К. Аланда. Его текст воспроизводится и в 4-м издании "Greek New Testament. (GNT4) , хотя там несколько иной критический аппарат, менее полный. Но критические издания ВЗ (наиболее известна Biblia Hebraica Stuttgartensia, сокращенно BHS) содержат текст одного кодекса (в BHS — самого известного, Ленинградского, а в издании Еврейского университета в Иерусалиме — близкого к нему Алеппского). Разночтения выносятся в критический аппарат, причем в BHS число приведенных разночтений очень невелико.

Итак, можно сказать, что для НЗ задача создания общепринятого критического текста уже решена, а для ВЗ она, по сути, еще и не начала решаться. Дело прежде всего в том, что НЗ был написан менее, чем за сто лет в одном регионе авторами одного круга и самые старые его рукописи отстоят от автографа на несколько десятилетий. Про ВЗ ничего подобного сказать нельзя — это собрание очень разных текстов, написанных в разные века разными людьми, и дошедшие до нас рукописи отстоят от автографов на века. В результате в ВЗ накопилось не только существенно больше искажений, но и появились достаточно разные виды текста. Еврейский Масоретский текст (МТ), окончательно кодифицированный и канонизированный иудейской общиной вскоре после разрыва с христианством, существенно отличается от рукописей Септуагинты, или перевода семидесяти толковников (как и само слово «Септуагинта», ее сокращенное обозначение LXX происходит от латинского числительного 70), а разные рукописи Септуагинты тоже совсем не одинаковы.

Поэтому прежде всякого экзегетического анализа нам необходимо проверить наличие в данном тексте текстологических проблем. Самый частый вопрос о значении библейского текста, который задают непосвященные люди, звучит примерно так: «Почему в этом переводе Библии (например, русском СП) это место означает одно, а в том переводе (например, церковнославянском или каком-нибудь английском) нечто совсем иное?». Во множестве случаев ответ прост, хотя он мало кого удовлетворяет: эти переводы делались с разных базовых текстов (например, Синодальный ВЗ в основном сделан с МТ, а церковнославянский — с византийского варианта LXX), так что расхождение между двумя версиями возникло достаточно давно, и не всегда у нас есть основания с уверенностью предполагать, как именно возник каждый вариант и какой из них ближе к оригиналу.

Иными словами, сегодня задача текстологии, а также ее отношение со смежными дисциплинами выглядит далеко не так однозначно, как на заре этой науки[74]. История рукописей оказывается неотделимой от истории самого текста: какие-то рукописные варианты могут воеходить к более ранней его версии, а какие-то — к более поздней, так что текстологу просто невозможно оказывается делать выбор в пользу «самого лучшего чтения». Сначала надо определить, что имеется в виду под лучшим: наиболее раннее из засвидетельствованных, или восстановленное путем научного анализа, или же воспринятое традицией (и какой именно)? На практике всегда получается некоторый компромисс.

2.3.2.2. Исторический анализ