О. АЛЕКСАНДР: Инициаторами выступают, как правило, всегда христиане. И индусы. Они организуют собеседования, съезды, собрания и общие молитвы… Вы слышали, что президент Садат заложил на Синае храм для трех религий, где будут молиться христиане, иудеи и мусульмане, но это акция скорее политическая. Задававший мне вопрос совершенно правильно отметил, что если смешать эти религии в некоторое эсперанто, ничего не выйдет. Такая религия существует: это бахаитская религия. У нее есть свои храмы, их несколько: огромный храм стоит в Америке, другой — в Хайфе в Израиле, но надо сказать, туда мало ходят, эти храмы пустуют. Бахаисты — ответвление мусульманства, которое стало такой панрелигией, которое смешало все. В Индии есть миссия Рамакришны, храм всех религий. Но это тоже своего рода эсперанто.

Здесь вот возникает этот самый вопрос о какой-то естественной границе. С одной стороны, вы говорили много о свободе форм изъявления христианского самоощущения. С другой стороны — поскольку эта свобода от  каких-то канонических, обрядовых форм, приверженности просто к тексту, его культивированию, будучи достаточно далеко продленная и проведенная, в конце концов может освободить от некоторой необходимости в самом Христе. Во всяком случае я разговаривал с некоторыми людьми, которые утверждают, что вся нравственная позиция прекрасна, но при этом не требуется гипотеза явления Христа.

О. АЛЕКСАНДР: У Толстого, например.

— Да, толстовство… у технократов это очень развито. Здесь другой полюс по отношению к боярыне Морозовой, «многообразие религиозного опыта». Но где здесь граница, чтобы оставаться на почве конкретного религиозного опыта и не впадать в универсализм, уничтожающий источник реальной веры?

О. АЛЕКСАНДР: Статья Померанца «Традиции и непосредственность в буддизме чань (дзен)»[13] рассматривает всю эту модель. Не только для религии, но и для всех форм человеческой деятельности очень важно сбалансировать традиции и новаторство. Для меня тут есть биологическая аналогия. Как развивается организм? Он развивается на основании баланса между жесткой запрограммированностью генотипа и взрывами мутаций и приспособлений к окружающей среде. Если бы не было этой жесткой генотипной основы, то мир рождал бы, как в мифах Гесиода, монстров, то есть вообще не было бы никакого развития. Напротив, если бы этот жесткий генотип был несокрушим, развития тоже не было бы: все время рождалась бы дурная бесконечность одних и тех же существ. И только на основании того, что два полюса все время дополняют друг друга, создавая баланс, существует развитие.

То же самое и в религии. Если дать простор бесконтрольному модернизму, который будет ломать все старые формы, он разрушит свою форму вообще и вытечет на пол. Если сделать формы абсолютными и заставить их служить непробиваемой броней, то остановятся движение и духовная жизнь. Между традицией и новаторством должна существовать обратная связь. Вы спрашиваете, где тут линия и критерий?

С точки зрения неформальной или структурной это понятно, а с точки зрения того внутреннего опыта, без которого любая религиозность остается чистой формой?