Надо было владеть немалым литературным мастерством, чтобы огромный эпос Библии изложить на двух–трех страницах. Там говорится и о самом принципиальном — основании мира: Бог творит мир в течение определенного периода. Бог создает человеческий род. Он создает его как кровное единство.

Заметим, что «Повесть временных лет» начинает свою историю не просто с какого–либо события отечественной истории, а начинает с библейского родословия народов. В десятой главе Книги Бытия, первой книги Библии, вы найдете скучную для непосвященного таблицу, где перечисляются различные–различные народы, преимущественно древнего Востока и Средиземноморья. Зачем в священной, религиозной книге мы видим вот эти бесчисленные, причудливые для нас имена, названия племен, колен, городов, народов? А это особый прием, свойственный языку Библии. Это знак, сигнал о том, что человечество есть одна целостная семья и что группы народов, которые здесь перечисляются, происходят от трех братьев — Сима, Хама и Иафета. И дальше библейские авторы перечисляют множество народов, которые потом входят в пролог «Повести временных лет».

Для повествования преподобному Никону Печерскому (мы не всегда точно знаем, кому из летописцев принадлежит текст) было важно начать не просто, скажем, с начала основания Киева, а начать с предыстории народов. И указать, что семьдесят два народа лежат в основе человечества. Это условная священная цифра — в Библии многие священные цифры условны. Семь значит полнота. В иерусалимском храме до его разрушения в определенные дни приносилось семьдесят две жертвы — за каждый народ земли. Несмотря на разделения, конфликты и взаимонепонимания, эта идея единства человечества была очень древней и исключительно смелой.

Крупнейший русский специалист по древнему Востоку Борис Александрович Тураев писал в своей книге, что Библия дает уникальный образец сознания единства человечества в ту эпоху, когда почти каждый народ называл человеком представителя своего племени, а иные люди — это были уже потомки дьявола или дети каких–то злых богов. Это вполне понятно, потому что человеку на первобытной стадии свойственна боязнь чужого. И вот эту смелую библейскую идею о том, что все мы, люди, кровно связаны между собой, древний летописец делает преамбулой к истории своего княжества, славянских племен, своего государства и народа.

Я рекомендую каждому из вас найти «Повесть временных лет» — она у нас издавалась неоднократно, она вошла и в сборник Библиотеки Всемирной литературы, издающейся под редакцией Д.С.Лихачева, и во многие другие, — и прочесть «Речь философа» перед князем Владимиром. Конечно, он излагает это не философским языком, это даже не просто картина, а, я бы сказал, икона истории: там все слегка упрощено, но это то, что западает в душу, которая начинает искать истину.

В чем же тут смысл? Для древних греков, для древних индийцев, для многих языческих народов истина была великой тайной (и остается поныне). Это тайна, которая скрыта за миром явлений, но Библия открывает нам, что история имеет священное значение для человека, что история есть то лоно, в котором замыслы Божии осуществляются. Поэтому она не безразлична, не маловажна, она — не что–то преходящее, а то пространство, где осуществляется великий диалог между человеком и Творцом.

Историзм Священного Писания… Удивительно, что отцы истории, такие как Геродот, Фукидид, этого не знали. Они были почти летописцами, потому что просто изображали цепь событий, которые цеплялись друг за друга, а иногда казались изолированными. У них не было представления о том, что история имеет вектор.

Почему так было? Потому что человек ориентировался в древности на природу, а в природе нет вектора. В природе все вращается, все приходит на круги своя. Вот сейчас желтеют осенние листья, мы с вами знаем, что приближаются зимние холода. Потом опять будет весна, потом опять лето, и вновь, и вновь… Древний человек видел это неизменно почти на любом поясе земли. Даже в тех регионах, где климат сезонно не очень колеблется, двигались светила, утром всходило солнце, вечером оно обязательно садилось, менялись фазы Луны: все было статичным или вращалось по кругу. И поэтому весь мир естественно воспринимал бытие на земле как статическую картину. И только Библия пробивает здесь брешь. Не потому, что ее писали какие–то особые философы, которые додумались до иной модели — так сказать было бы неверно. Они приняли это как Откровение, как прорыв чего–то иного, что было им самим не очень понятно. Но уже усвоив и приняв эту концепцию, они пронизали ею все дальнейшие Книги, и, можно сказать, что от Бытия до Апокалипсиса Библия разворачивается как великая историческая поэма. Поэтому «Речь философа» — это не афоризмы, не статичные догматы, а это эпос, рассказ, это сюжет.

Творение мира — благость Божия. Противление человека, который благодаря своей свободе может повернуться к Нему спиной, катастрофы, которые этим порождаются… Постепенно Бог выводит человека из этой темноты и ведет его к свету. Откровение, данное Аврааму… Авраам еще ничего не знает, не знает, что произойдет. Он только призван на таинственное какое–то дело, но именно потому, что он верит Богу, он закладывает основание ветхозаветной церкви. Это великая фигура, которая потрясала многие столетия, которую изображал Андрей Рублев. Авраам вошел в неведомое, но знал, что есть какая–то цель, и история Ветхого Завета становится подготовкой к явлению Христа.

Христос является в мир как осуществление тысячелетних надежд. Для чего? Для того, чтобы дать человеку, слабому и немощному, новые силы для движения к полноте бытия, к Царству Божию. Человек не так легко на это поддается, человек этому сопротивляется. Он борется с Богом, и Бог его побеждает… Это святая победа, радостная победа. Но свобода — остается. Потому и приходит Христос без меча, без силы и славы внешней. А принять Его человек может только свободным актом. Узнать Его! Почувствовать Его! А потом идет развязка, и над ней размышляет князь Владимир в «Речи философа»: что же произошло в двух мирах, прошлом и новом, что нового принесло христианство?

Для некоторых людей — это мысль о какой–то иной морали. Нет, это не совсем верно. Значительную часть этических принципов христианства мы найдем у стоиков, в буддизме, в Ветхом Завете. В чем же особенность? Почему два мира? Над этим размышляет еще один древнерусский писатель той же эпохи, знаменитый Иларион.

Знаменитый, но неведомый. Человек, о котором очень мало знали, первый из русских, назначенный митрополитом киевским по желанию князя Ярослава Мудрого. Обычно митрополиты назначались из Византии и были греками; и вот, собрались у князя духовные лица — высшая иерархия — и провозгласили, очевидно, независимо от Константинополя, этого человека митрополитом. «Муж книжный», честный, постник, образованный человек. Мы очень мало о нем знаем. До сих пор неточно атрибутированы его произведения. В ХIХ веке профессор нашей Духовной академии прот.Александр Васильевич Горский сумел доказать, что «Слово о законе и благодати» принадлежит ему. Оно включает в себя также и исповедание веры и молитву.

«Слово о законе и благодати» написано между пятидесятыми и шестидесятыми годами ХI века. В это время в Болгарии, в Византии и во многих других восточных странах распространялось учение манихейства. Манихеи учили, что все материальное, все природное создано низшим богом, а истиный Бог создал только дух. Вы понимаете, насколько для сознания простых людей это было понятным и объяснимым? Наши болезни, смерть, трудности, голод, жажду, старение, — все то, что угнетает нас в материальном мире, — все это одним росчерком относилось к злым силам. А единственной ценностью становился дух. Получалось как бы два творца: злой и добрый.

Эта религия пришла из Ирана, из древней персидской религии Заратустры. Ее усвоили гностики, манихеи, христиане; манихейство распространялось неудержимо. В Европе манихеи назывались альбигойцами или катарами. Наверное, многие из вас даже помнят со школьной скамьи знаменитые Альбигойские войны, которые бушевали во Франции именно в это время, в ХII–ХIII веках. Альбигойцы захватили почти всю южную Францию, захватили в прямом смысле слова, то есть к этой доктрине склонились могущественные феодалы, у которых были замки, войско, и шла война.