«Из факта всеобщности греха Апостол делает вывод, что и путь оправдания должен быть общий для всех. Этот общий путь есть путь веры»[451].

Рассуждение очень стройно в логическом отношении. Адам понимается не столько как первый человек, сколько как всечеловек или всякий человек. «В нем все согрешили» (5, 12) и все подвластны смерти. Так и Христос — новый первый Человек и новый Всечеловек (новый Адам; ср. 1 Кор. 15, 22), в Котором даны благодать, оправдание и жизнь вновь и для всех:

15 Ибо если преступлением одного подверглись смерти многие, то тем более благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа, преизбыточествуют для многих... 17 Ибо если преступлением одного смерть царствовала посредством одного, то тем более приемлющие обилие благодати и дар праведности будут царствовать в жизни посредством единого Иисуса Христа. 18 Посему, как преступлением одного всем человекам осуждение, так правдою одного всем человекам оправдание к жизни. 19 Ибо, как непослушанием одного человека сделались многие грешными, так и послушанием одного сделаются праведными многие (Рим. 5, 15. 17-19).

Практика жизни во Христе (глл. 6 — 8)

Воспринять дар спасения во Христе через Крещение может каждый (гл. 6). Крещение и есть сочетание со Христом, а значит приобщение, причастие к Богу. Оно возможно потому, что прежде всего Бог по Своей инициативе, по Своей милости причастился человека, став подобным нам в смерти, — потому и человеку в ответ возможно быть подобным Ему в Воскресении. Итак, Таинство Крещения — Пасха каждого верующего по образу Пасхи Христовой. Это Пасха смерти и воскресения, реальное приобщение каждого верующего к дару спасения во Христе. Оно понимается как свершившийся факт, причем речь идет и о самом событии Христа, и о Крещении как о приобщении к нему конкретно каждого верующего: «Мы спасены...» (Рим. 8, 24).

Рим. 6, 3-11 является крещальным Апостольским чтением в Православной Церкви, как и на Литургии Великой Субботы — конечно же, «самого крещального» дня в богослужебном году:

3 Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? 4 Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни. 5 Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения, 6 зная то, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху; 7 ибо умерший освободился от греха. 8 Если же мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним, 9 зная, что Христос, воскреснув из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти. 10 Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха; а что живет, то живет для Бога. 11 Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 6, 3-11).

Как видим, речь действительно идет о смерти и воскресении со Христом как о содержании Таинства Крещения. Потому-то Великая Суббота и Пасха являются «самыми крещальными» днями, ибо из всех христианских праздников, с которыми в древности было связано совершение Крещения (также еще Рождество Христово, Крещение Господне, Пятидесятница), именно праздник Пасхи есть праздник нашего приобщения к Воскресению Христову. Причем имеется в виду не столько эсхатологический смысл нашего приобщения к жизни будущего века после всеобщего воскресения, сколько настоящий: как смерть для греха и жизнь по правде Божией сейчас.

Но, с другой стороны, все знают, что с Крещением все только начинается. Удивительная антиномия — спасение и как состоявшаяся данность, и как цель, к которой еще нужно прийти в результате христианского пути, — часто подвергалась и подвергается искажениям как в ту, так и в другую сторону. Да, спасение и Крещение — состоявшиеся события, а преизобилующая благодать (см. Рим. 5, 20) ни за что уже подарена Богом. Но значит ли это, что человек должен «оставаться в грехе, чтобы умножилась благодать» (6, 1)? Нет, все наоборот: после Крещения впереди еще тяжелейшая внутренняя брань с грехом на личностном уровне (гл. 7):

Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю (Рим. 7, 19).

Брань эта во сто крат более трудная и мучительная, чем если бы ты не принял Крещение. Крестившись во Христа, человек тем самым открыто, сознательно (по крайней мере, так мыслится) декларирует высочайшую цель — уподобиться Христу. Цель же декларируется не только для самого себя, и даже не только перед Богом и перед Церковью, но и в лицо сатане. Открыто «объявляется война». Цель выглядит подчас совершенно недостижимой: как быть безгрешным, свободным от греха, святым, и в конечном итоге обрести подлинную (вечную) жизнь? Действует принцип: чем более высокая ставится цель, тем более трудным оказывается к ней путь. Трудности духовного роста в жизни христианина — именно христианина, ставшего на этот путь сознательно, в надежде обрести радость и смысл жизни, — оказываются настолько серьезными и порой «непредвиденными», что впору впасть в отчаяние и сожалеть о содеянном приобщении к столь дорогостоящей, «жестокой» радости.

Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7, 24)

И здесь вновь надежда только на Христа и Его благодать:

Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим. Итак тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха (Рим. 7, 25).