«Отец наш…» А что значат слова «Который на небесах»? Это тоже Бог. Просто Бог — и ничего другого. Следовательно, обращение к Богу в начале молитвы «Отче наш» по Евангелию от Матфея повторено дважды, как «Боже, Боже!» в псалме: «Боже, Боже мой, вонми ми, вскую оставил мя еси?» — «Боже мой! Боже мой! внемли мне; для чего Ты оставил меня?» (Пс 21:2). Не случайно именно этот псалом вспомнит Иисус на Кресте.

Яви нам Себя, «Да придёт Царство Твоё». Оно уже здесь, близко, уже осуществимо, но мы просим о том, чтобы Царство вошло в нашу жизнь, в нас, в мир, где мы живём. Оно рядом, но подобно сокровищу, скрытому в земле. Человек должен просить о том, чтобы его найти. Это Царство направлено к нам, оно для нас, оно нам уготовано, но не может прийти, если мы сами не захотим. Нужны наша воля, наш личный выбор. Человек должен деятельно стремиться к Царству. И поэтому Господь говорит нам: молитесь «Да приидет Царствие Твое…». Царство Небесное входит в нашу жизнь, если воля Божия совершается здесь, на земле, как на небе. И поэтому прошение «Отче наш…» дополняется молитвой из Сидура «Да будет воля Твоя», соединённой с цитатой из Екклесиаста: «яко на небеси и на земли» — прошение, изложенное в первой части двустишия, раскрывается во второй его части.

«Хлеб наш насущный…» В Евангелии от Матфея — «Хлеб наш насущный дай нам сегодня», а в Евангелии от Луки — «Хлеб наш насущный подавай нам каждый день». Каждый день мы просим подавать нам хлеб в Евангелии от Луки, сегодня — в Евангелии от Матфея. Вот в чём разница двух этих вариантов. Евангелие от Матфея больше сосредоточено на сегодняшнем дне, Евангелие от Луки — на жизни вообще. Что значит «насущный»? По-русски, как и по-гречески, слово это непонятно. И таким же неясным по значению осталось оно у блаженного Иеронима, когда он переводил Евангелие на латынь: supersubstantialem. Причём Иероним смело употребляет это странное слово вместо простого и в его время уже вошедшего в церковную латынь cotidianum — «ежедневный». В практике Западной Церкви во время литургии, когда читается молитва «Отче наш», и сегодня употребляется старый перевод, ибо он несравненно проще и понятней (ежедневный наш хлеб). При этом в латинском Евангелии, разумеется, стоит непонятное, но точно отражающее сложное в греческом тексте место — supersubstantialem.

Что это значит? Выражение «хлеб наш насущный» так же спрятано от возможного искажения внутри сложной и почти непонятной формы, как и «Да святится имя Твоё».

Эпиу'сиос дословно — это именно «на-сущный». То ли это просто хлеб на сегодняшний день, то ли тот, о котором говорится в книге Притчей Соломоновых: «Нищеты и богатства не давай мне, питай меня насущным хлебом, дабы, пресытившись, я не отрёкся Тебя и не сказал: "кто Господь?" и чтобы, обеднев, не стал красть и употреблять имя Бога моего всуе» (Притч 30:8-9). Здесь говорится о среднем пути, который не приводит ни к бедности, ни к богатству. Разбогатев, человек может забыть о Боге, а обеднев, пойти по пути воровства; поэтому — дай мне то, что нужно, — хлеба, но не больше. Таково первое толкование выражения «хлеб насущный».

Но есть и другое толкование: дай хлеба, необходимого мне, и ещё немного, на тот случай, если кто-то придёт: чтобы у меня было, что ему дать, — т. е. «дай нам». Это толкование не менее удачно. К тому же оно объясняет наличие префикса эпи(«на-» или «над-») в слове «насущный».

Есть и третье толкование: дай мне хлеба не только на сегодня, но и на завтрашнее утро.

Наконец, быть может, здесь говорится не просто о хлебе сущем, а насущном, находящемся над бытием. Тогда это Хлеб евхаристический — Тело Христово. И это толкование не менее убедительно. Священник во время проскомидии, вырезая из просфоры часть, которая затем будет освящена как Тело Христово, раздаёт после службы срезанные края прихожанам. Эти частицы просфоры (так называемый антидор), хотя и не были преложены во время обедни, тоже принимаются ими как святыня. В сущности, как антидор может восприниматься всякий кусок хлеба, ибо он испечён из того же зерна, из той же муки, что и хлеб, взятый для совершения таинства евхаристии. Не из скупости и не по причине крайней нищеты сушили в деревнях сухари, а именно потому, что считалось грехом, если хлеб пропадёт. В любом куске хлеба верующему человеку видится напоминание о Тайной Вечери, о том Хлебе, который взял в руки и благословил Иисус.

Таким образом, непонятное слово «насущный» оказывается удивительно многозначным.

«Долги наши…» «И остави нам долги наши, как мы оставили должникам нашим» — именно так выглядит текст этого прошения в древнейших (IV в.) рукописях Евангелия от Матфея. Глагол «оставить» стоит здесь в прошедшем времени, значит, Иисус говорит нам о том, что Бог только в том случае оставит наши долги, если мы уже простили нашим ближним. «Прости ближнему твоему обиду, — говорит Сирах, — и тогда по молитве твоей отпустятся грехи твои» (Сир 28:2). В библейском тексте употреблён страдательный залог, слова «отпустятся грехи» указывают на то, что отпустит грехи Сам Бог, и никто другой. Об этом было сказано выше. Древнейшие рукописи Евангелия от Матфея достаточно точно повторяют именно ту формулу, которая встречается у Сираха.

В Евангелии от Луки об этом же сказано по-другому и глагол «прощать» стоит в настоящем времени: «И прости нам грехи наши, ибо и мы сами прощаем всякому, кто должен нам», прощаем каждому должнику нашему.

Иисус не просит прощать вообще, потому что это легко. Он просит меня простить каждого конкретного должника моего. Это очень трудно, но необходимо, чтобы стать христианином. Из других мест Писания понятно, что простить того, кто рядом, — основа основ христианства. Если мы будем прощать людям согрешения их, то простит нам и Отец наш небесный. И не простит, если мы не будем прощать. Комментируя это место в Нагорной проповеди, апостол Иаков восклицает: «Суд без милости не оказавшему милости» (2:13).

Когда у мудрого раввина по имени Осия бен Ехуда спросили, сколько раз следует прощать, то он ответил: «Если человек оскорбил тебя один раз, его прощают, если оскорбил во второй раз, его прощают, его прощают и в третий раз, а в четвёртый — не прощают». О том же апостол Пётр спросил Иисуса: «Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?» Осия бен Ехуда предлагал прощать три раза. Пётр называет бесконечно большое, с его точки зрения, число — не просто в два раза больше, чем предлагал учёный раввин, а плюс ещё один раз. А Христос отвечает: «Не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз» (Мф 18:21-22).

Конечно, чтобы простить кого-то 490 раз, — до этого нам расти и расти! Иисус показывает нам этими словами, что милосердие Божие не имеет ничего общего с нашей добротой, которая не более чем пародия на милосердие. Как не задуматься над этим? Это очень важный, сердцевинный момент для нашей веры.