5. И никакая сила огня не могла озарить, ни яркий блеск звезд не в состоянии был осветить этой мрачной ночи.

5. Подобное же замечание об этом мраке, что его напрасно старались осветить огнем, находим у Филона, Vita Mos II т. 100.

6. Являлись им только сами собою горящие костры, полные ужаса, и они, страшась невидимого — призрака, представляли себе видимое еще худшим.

6. Указывается один из устрашающих египтян призраков, созданных их воображением: это — «сами собою горящие костры, полные ужаса»; костры никем не зажженные и горящие без всякого поддерживающего огонь материала. Что было собственно ужасного в этих кострах, по краткости рассказа не видно; может быть, эти костры были образами наказания, какие придумало «осуждаемое собственным свидетельством нечестие».

7. Пали обольщения волшебного искусства, и хвастовство мудростью подверглось посмеянию, 8. ибо обещавшиеся отогнать от страдавшей души ужасы и страхи, сами страдали позорною боязливостью.

7–8. Чародеи египетские, как известно из книги Исход, пытались бороться с Моисеем его же орудием, старались совершить те же знамения и чудеса, что и он совершал. Подражая ему несколько в двух первых «казнях», они потом вынуждены были признать свое бессилие (Исх IX:11 [521]). По книге Премудрости Соломона представители «волшебного искусства и мудрости» египетской боролись против Моисея гораздо дольше. Они «обещались отогнать ужасы» даже 9-й казни, и только охватившая их самих позорная боязливость подвергла их посмеянию.

9. И хотя никакие устрашения не тревожили их, но, преследуемые брожениями ядовитых зверей и свистами пресмыкающихся, они исчезали от страха, боясь взглянуть даже на воздух, от которого никуда нельзя убежать,

9. Изображается крайняя степень охватившей египтян боязливости: «они исчезали от страха, боясь взглянуть даже на воздух». Между тем никакой объективной причины для страха не было: «никакие устрашения», собственно, «не тревожили их». Неописуемый страх вызывался самыми ничтожными предметами: криком или свистом животных, шумом при их движении.

10. ибо осуждаемое собственным свидетельством нечестие боязливо и, преследуемое совестью, всегда придумывает ужасы.

10. В предшествующем стихе писатель выразил мысль о видимой беспричинности страха египтян, о том, что во вне не было предметов действительно страшных. Это побуждает его теперь указать настоящую причину страха (10 ст.), а вместе с тем определить, что такое страх по существу (11 и 12 ст.). Причина страха, по мнению писателя, лежит в совести, которая преследовала египтян за их нечестие. Осужденное свидетельством совести «нечестие боязливо и… придумывает ужасы». Психологически указанное объяснение происхождения страха весьма верно. 10-й стих важен в том отношении, что в нем слово «совесть», συνείδησις, употреблено в совершенно точном его значении, с указанием настоящих функций этой стороны человеческого духа (ср. Рим II:15 [522]).

11. Страх есть не что иное, как лишение помощи от рассудка.

11. Даваемое здесь определение страха, конечно, неполное. Оно отмечает только одну сторону. Смысл его такой: страх отнимает у человека хладнокровие, так что он свое внимание не может уже направить на предмет страха, чтобы или убедиться в его ничтожности, или найти средство к его устранению.

12. Чем меньше надежды внутри, тем больше представляется неизвестность причины, производящей мучение.

12. Этот стих содержит пояснение к 11-му стиху. Мысль такая: в отчаянии люди обычно преувеличивают свою беспомощность, возбуждающие страх предметы кажутся им более опасными, чем на самом деле. Они теряются, не могут сосредоточить своей мысли и неизвестность устрашающей их причины от этого для них возрастает.