176

The theme of the mortification of the passions is a constant leitmotif of patristic asceticism. Cf., for example, in St. Nilus: "Those who have adorned the active [faculty of the soul] with reason (το πραχτιχον λόγω χοσμ^σαντες), and the passionate part [it] has been slain with the help of [the same] reason (τό πα^ητ'χόν λόγω ν εχρώσαντες) deservedly surround the King, being both His adornment and protection (χόσμον όμοΰ χα< ασφάλειαν παρεχοντες), like the Seraphim surrounding the throne of God (Isa. 6, 2)" (M/ ^Apsuge. Commentaire sur le Cantique des cantiques. P. 342).

177

With the phrase "true connection and communion" (or "conversation" – γνησ<αν σχεσιν χα< συνομιλίαν), St. Ammon clearly indicates prayer. Wed. Evagrius, who in his work "On Prayer" uses the analogous term ομιλία and says: "Prayer is a conversation of the mind with God" (see our translation: The Works of Abba Evagrius, Ascetic and Theological Treatises, Moscow, 1994, p. 78). Moreover, this term in Evagrius (as well as its Latin equivalent, sopoegziao) denotes not just verbal conversation, but also close connection and constant communication (see: PamzsAegg 7. Les lecons d'un contemplatif. Le Traite de l'Oraison d'Evagre le Pontique. Paris, 1960. P. 16–17).

178

St. Ammon quotes freely, changing the second part of the quotation entirely. In general, all this saying, as well as some others, is in line with the thoughts of the inspired author of Proverbs, who constantly emphasizes that "whoever walks the right path blesses God, and whoever walks the crooked path defames Him. For this reason the goodwill and love of God always rests on righteousness, wherever it is manifested, in deed, in thought, in prayer; on the contrary, God's displeasure and His wrath are upon all that the wicked do, even on his very sacrifice" (Oles-nm^kmm A The Book of Proverbs of Solomon (Mishlet) and Its Latest Critics, Kiev, 1884, p. 4).

179

Здесь св. Аммон указывает на практику молчания, характерную вообще для православного монашества и особенно для исихастской традиции, являющейся стержнем этого монашества. Данная практика теснейшим образом связана со своего рода «богословием молчания», основывающимся на тайнозрительном опыте. Данное богословие ясно запечатлено у преп. Максима Исповедника, сравнивающего человека с Церковью: «…ибо телом своим, словно храмом, он добродетельно украшает деятельную способность души, осуществляя заповеди в соответствии с нравственной философией: душой, как алтарем, он приносит Богу, при посредничестве разума и в соответствии с естественным созерцанием, логосы чувственных вещей, тщательно очищенные в духе от материи; умом же, словно жертвенником, он призывает при помощи возвышающегося над многословием и многозвучанием молчания многовоспеваемое в Святая святых Молчание незримой и неведомой велеречивости Божества» (см. наш перевод: Творения преподобного Максима Исповедника. Кн. I. М., 1993. С. 160–161). Уже на исходе земной истории Византии это «богословие молчания» обрело законченные формы у Каллиста Катафигиота, некоторые главы сочинения которого весьма показательны. Так, он говорит: «Когда взор ума (Букв.; лицо ума — τό τοΰ νοός πρόσωπον), склоняясь внутрь сердца, видит осияние Духа, текущее из сердца не иссякая, тогда именно — время молчания (χαίρός τοΰ σιγάν). Когда весь умственный взор (τό νοερόν πρόσωπον) увидит Бога, скорее же когда весь ум будет в Боге или, так сказать, когда Бог будет во всем уме, тогда в особенности и более естественно бывает время молчания. Когда ум, освещаемый каждым из светоизлияний Духа, приходит в смущение и недоумение и замечает, что он сам простирается к бесконечному и безграничному и изменяется, тогда — время молчания» (Аскетические творения святых отцев. Хяллмст Хяжяфм2мот. О божественном единении и созерцательной жизни. Иоянн Хяр–няфммскмм. Слово подвижническое. С. 56–57. Греческий текст: ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Ε'. ΑΘΗΝΑΙ, 1977. Σ. 34–35).

180