Довольно этого в похвалу юноше, и для того, чтобы подвигнуть и вас придти в такую же любовь, подражая ему; или желаете, чтоб я сказал вам и другое что большее, чего, может быть, и слух ваш принять не сможет? Впрочем, что может быть больше и совершеннее страха Божия? Конечно, ничего нет. Св. Григорий Богослов сказал: «начало премудрости — страх Господень. Ибо где страх, там заповедей соблюдение; где заповедей соблюдение, там очищение плоти, — этого облака, облегающаго душу и не дающаго ей чисто видеть божественный свет; где очищение, там осияние, а осияние есть исполнение желания божественнаго». Говоря так, он показал, что освещение Духом есть некончаемый конец всякой добродетели, и кто достигнет такого освещения Духом, тот покончил со всем чувственным и начал пребывать сознанием в одном духовном. Это, братия мои, суть дивности Божии. И Бог для того изводит в явь сокровенных рабов Своих, чтоб подражали им добротолюбивые и благие, а злонравные остались безответными. Ибо и те, которые вращаются в многолюдстве, и проводят жизнь в треволнениях мира, если ведут себя как должно, обретают спасение и сподобляются от Бога великих благ ради веры, которую показывают к Нему, чтоб в день суда ничего не имели сказать в оправдание свое те, которые не обретают спасения по причине лености своей и нерадения. Так истинен Тот, Кто обетовал даровать спасение ради веры в Него! Итак, братия мои возлюбленные, попечальтесь о себе самих и о мне, любящем вас и многократно проливающем слезы о вас. Ибо благоутробный и милостивый Бог повелел и нам быть благоутробными и милостивыми, и печалиться как о себе самих, так и друг о друге. Веруйте от всей души в Господа, ненавидьте мир сей, как подобает, и не пекитесь о временных и неверных благах его, но приступите к Богу и прилепитесь к Нему. Ибо пройдет еще немного времени, и настанет конец мира сего и настоящей жизни; и горе тем, которые изпадут от царствия Божия. Меня душат слезы, и я плачу и скорблю от всего сердца, когда помышляю, что, — имея такого великодаровитаго и человеколюбиваго Владыку, Который за одну, искренно являемую к Нему, веру дарует нам столь великия и дивныя блага, и ум, и слух, и чаяние превосходящия, — мы не подумавши, подобно безсловесным животным, предпочитаем всему тому землю и земное, которое, по благоутробию Божию, даровано нам на потребу тела нашего, чтоб, между тем как оно было бы тем питаемо умеренно, душа безпрепятственно совершала течение свое к премирному, будучи и сама питаема умною пищею, исходящею от благодати Св. Духа, по мере очищения ея и обновления. Ибо для того мы, люди, созданы от Бога разумными, чтоб прославляли Его, благодарили и любили за невеликия блага, дарованныя Им для настоящей жизни, и таким образом сподоблялись получить в будущей жизни блага великия и вечныя. Но горе нам, что не имея совершенно никакого попечения о будущем, мы пребываем неблагодарными Богу и за настоящее, уподобляясь демонам, или, лучше сказать, являясь хуже их. За это справедливо большему, чем они, должны мы подлежать мучению. Ибо мы больше облагодетельствованы, чем они: соделались христианами, получили столько духовных даров, веруем в Бога, Который соделался ради нас человеком и претерпел такия страдания и крестную смерть, чтоб избавить нас от заблуждения прелести и греха. Но что скажу на все это? Увы нам! На словах только веруем мы в Бога, а делами отвергаемся Его. Не во всяком ли месте именуется Христос, — в городах, селах, киновиях и горах? Не всюду ли находятся христиане? Но розыщи, если это кажется тебе благословным, и разследуй до точности, исполняют ли они заповеди Христовы, и поистине среди стольких тысяч и мириад с нуждою найдешь одного, который и делом и словом есть христианин. Не сказал ли Христос и Бог наш: веруяй в Мя, дела, яже Аз творю, и той сотворит, и больша сих сотворит? (Ин. 14:12). Но кто из нас дерзнет сказать: я творю дела Христа и верую право во Христа? Не видите ли посему, братия мои, как в день суда мы имеем оказаться неверными, и быть преданы горшим мукам, чем те, которые совсем не знали Христа, т. е. неверные? Одно и двух необходимо, или нам быть наказанными больше неверных, или Христу оказаться неверным слову Своему, что невозможно.

Написал я это не для того, чтоб помешать кому удалиться от мира, и не потому, чтоб предпочитал безмолвию жизнь среди мира, но чтобы удостоверить всех, которые будут читать настоящее сказание, что желающий творить добро, получает от Бога силу творить оное во всяком месте, и среди мира, и в безмолвии. Напротив предмет сего сказания таков, что еще более должен подвигать к отшельничеству.

Бывшее с юношею тем, как мы сказали, есть нечто дивное и необычайное; и мы не слыхали, чтоб подобный добрый случай был с другим кем. Но если и был с немногими какими, или будет после, да ведают они, что если не удалятся от мира, то скоро очень потеряют полученное благо.

О том юноше после я узнал от него же самого еще и следующее. Я встретил его, когда уже он стал монахом и провел в монашеской жизни года три или четыре. Было ему тогда тридцать два года. Я знал его очень хорошо: мы от юности были друзьями и воспитывались вместе. Так он и разсказал мне еще следующее: «после онаго дивнаго видения и изменения бывшаго во мне, немного прошло дней, как со мною случились многия искушения мирския, по причине которых, во время совершения мною тех сокровенных по Богу деланий, я увидел в себе, что мало–по–малу лишаюсь блага онаго, и сильное возъимел желание удалиться от мира и в уединении искать Христа, мне явльшагося. — Ибо верую, брате, что для того Он и благоволил явиться мне, чтоб взять к Себе меня недостойнаго, отделив от всего мира. Но как я не мог этого исполнить тогда же, то мало–по–малу забыл все, что пересказывал тебе прежде, и впал в совершенное омрачение и нечувствие, так что не помнил уже ничего из того, что сказывал тебе, ни малаго ни большаго, до самомалейшаго движения мысли, или чувства. Затем, впал я еще в большия зла, чем прежде, и пришел в такое состояние, как бы никогда не слыхал слов Христовых и не понимал их; но и на Святаго онаго, который так милостив был ко мне, и дал мне малую заповедь и книжицу святаго Марка, смотрел я как на одного из случайных людей, нисколько не помышляя о том, что видел относительно его. — Это я сказываю тебе подробно, говорил он далее, для того, чтоб ты знал, в какую глубину пагубы низпал я, окаянный, по нерадению своему, и подивился неизреченной благости Божией, явленной на мне потом. Не умею тебе сказать, как без моего ведома остались в бедном сердце моем любовь и вера к оному святому старцу; но думаю, что ради их после столькаго времени человеколюбивый Бог, по молитвам его, умилосердился надо мною, и опять через негоже исхитил меня из прелести и исторг из глубины зол. Я недостойный не совсем отдалялся от этого старца, но когда бывал в городе, часто заходил к нему в келлию и исповедывал ему бывающее со мною, хотя не исполнял заповедей его безсовестный. Теперь же, как видишь, милосердный Бог призрел многое множество грехов моих и устроил мне сделаться монахом от того самаго старца и сподобил всегда пребывать с ним вместе мне, поистине недостойному. После чего с великим трудом и с обильными слезами, при решительном отчуждении и отделении от мира, совершенном послушании и отсечении своей воли, многих других делах и приемах строгаго самоумерщвления и неудержимом стремлении ко всему доброму, удостоился я опять увидеть, хотя некоторым образом примрачно, малый луч сладчайшаго онаго и божественнаго света. Но такого видения, как то, которое видел тогда, даже доселе не сподобился еще я увидеть опять».

Это и многое другое говорил он мне со слезами. Я же, бедный, слушая такия святыя слова его, подумал, что он весь был исполнен божественной благодати и был премудр, при всем том, что не был научен внешней мудрости. Получая ведение от делания и опыта, стяжал он точнейшее познание духовных вещей. Почему я просил его сказать мне, что это за вера, которая может производить такия дивныя явления, и преподать мне то письменно, с приемом учительским. Он тотчас начал говорить мне о том, и что говорил, то и писать не поленился. Что именно, то, чтоб не удлинить без меры теперешняго моего слова, я напишу в других словах, в обрадование и услаждение тех, которые любят читать такого рода писания с верою.

Итак прошу вас, братия мои, потечем с усердием и себе путем заповедей Христовых, — и лица наши не постыдятся. Но как тому, кто толчет с терпением, Господь отверзает двери царствия Своего, по обетованию своему, и тому, кто ищет, дает Духа всесвятаго, и невозможно тому, кто ищет от всей души, не найти Его и не обогатиться дарами Его: так и вы несомненно получите дивныя блага от Него, какия уготовал Он любящим Его, — здесь отчасти, как укажет мудрость духовная, а в будущем веке всецело, со всеми от века святыми, во Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава во веки веков. Аминь.

СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ

1. О страшном дне Господне и о будущем суде; какой это день Господень и кому открывается? 2. Он действует в нас и прежде смерти, и открывается тем, в которых действует в настоящей жизни. 3. Вера во Христа одна не может нас спасти, если не получим сознательно благодати Святаго Духа. 4. Как можно познать, что благодать Св. Духа получена? И толкование слов: в начале бе Слово. 5. Ублажение тех, которые получили благодать Святаго Духа.

1. Велико и неудобоизъяснимо слово о будущем суде; так как касается не настоящих и видимых вещей, но будущих и невидимых. Почему и мне, хотящему беседовать о сем и вам, имеющим слушать беседы мои потребны многия молитвы, великое тщание и чистота ума, чтоб могли мы, — я хорошо познать сей предмет и изложить его вам в беседе, а вы со вниманием выслушать, что будет говорено.

Предмет настоящаго слова есть страшный день Господень, который называется днем Господним, не потому что есть последний день дней сих, и не потому что в него имеет приити Господь, как говорим мы о днях настоящаго времени: день Пасхи, день Пятидесятницы, день царский, в который царь имеет выдти и делать то и то. Но и днем суда называется он, не потому что в него имеет быть суд. Не будет тогда так, — чтоб иным чем–то был день тот, и иным Тот, Кто имеет приити в него. Но Владыка и Бог всяческих, Господь наш Иисус Христос имеет возсиять тогда сиянием Божества, и блистанием Владычным закроется это чувственное солнце, так что его совсем не будет видно, померкнут звезды, и все видимое свиется, как свиток, т. е. отстранится, давая место Творцу Своему. И будет один Он — и день вместе и Бог. Тот, Кто теперь для всех невидим и живет во свете неприступном, тогда для всех явится таким, каков есть во славе своей, и все исполнит светом своим, и станет для Святых своих днем невечерним и нескончаемым, преисполненным непрестающей радости, а для грешников и нерадивых, подобно мне, пребудет совершенно неприступным и незримым. Так как они, когда жили в настоящей жизни, не потщились очиститься, чтоб узреть свет славы Господа и Его самого приять внутрь себя; то и в будущем веке по всей справедливости Он будет им неприступен и незрим.

Ибо в начале всеблагой Бог, желая сделать, чтобы благое было делом и собственно нашим, даровал прародителям нашим самовластие (а через них и всем нам)

Но поскольку первозданные первые послушались врага диавола вольною волею и сделались преступниками заповеди Божией; то не только лишились надежды высшаго и большаго, именно, приблизиться к самому неприступному и немерцающему свету, но по причине греха подпали тлению и смерти, впали в мрачнейший мрак и сделались рабами князя тьмы, диавола. Потом и мы, потомки их, подчинились и поработились этому тиранну, не по принуждению какому или насилию, но по собственному желанию: что ясно показали те, которые прежде Христа благоугодили Богу, предав волю свою Ему, Владыке своему, а не диаволу.

Человеколюбивый же Бог, желая избавить от рабства диавола всех тех, которые благоугодили Ему и прежде Христа и после Христа, которые имеют благоугодить до скончания века, благоволил соделать это сам, Бог всесильный и незлобивый. Того, кого создал собственными своими руками по образу и подобию Своему, восхотел Он возстановить в то состояние, из коего он ниспал, не через другого кого, а через Себя самого, соделавшись человеком подобным нам во всем, кроме греха, чтоб почтить и прославить паче род человеческий. О, неизреченное человеколюбие и благость! Не только не предал Он вечным мукам нас, преступивших заповедь Его, но какими мы соделались через преступление, таким благоволил соделаться и Он, т. е. человеком тленным и смертным — Он, сый нетленный и безсмертный, и явился среди людей с плотию обоженной, а не единым Божеством. И по какой причине? По той, что пришел, не да судит мир, но да спасется Им мир, как говорит это сам Он во святом Евангелии своем (Ин. 3:17; 12:47). Ибо явление Божества Его бывает судом для тех, кому являемо бывает. И никакая плоть не могла бы снести славы Божества Его, еслибы Оно явилось одно без человеческаго естества, не быв, т. е., соединено с Ним неизъяснимым образом. Еслибы Божество явилось одно, то вся тварь исчезла бы совершенно; потому что тогда все почти были погружены в неверие. Божество же никому никогда не являлось без веры. Но еслибы и явилось Оно иногда кому без нея, то будет страшно и трепетно; ибо в таком случае Оно не просвещает, а сожигает, не животворит, а мучит. И это видно из того, что пострадал блаженный Павел: не просветился он сиянием онаго неприступнаго света, облиставшаго его на пути, но омрачился паче, и потерял даже естественный свет очей своих, и не стал видеть. Дивный Павел, имевший быть великим учителем Церкви Христовой, который изрек потом: Бог рекий из тьмы свету возсияти, иже возсия в сердцах наших; — и опять: имамы же сокровище сие (т. е. возсияние в сердцах), — в то время не мог узреть и самомалейшаго луча онаго света.

2. Из сего верно научаемся, что для тех, которыми обладают неверие и страсти, благодать Святаго Духа неприступна и незрима. Но для тех, которые показывают достойное покаяние и начинают исполнять заповеди Христовы с верою, и вместе со страхом и трепетом, она открывается и бывает зримою, и сама собою производит в них суд несомненно такой, какой имеет быть, или лучше сказать, она бывает для них днем божественнаго суда. Кто всегда сияет и освещается сею благодатию, тот истинно видит себя самого, — что он такое есть, и в каком жалком состоянии находится, — видит тонкочастно все дела свои, которыя совершал телом, и какия действовались только в душе его. При этом он судится и возсуждается и божественным огнем; вследствие чего напояемый водою слез, орошается по всему телу, и мало–по–малу крещается весь, душею и телом, — божественным оным огнем и Духом, становится весь чистым, весь — непорочным, сыном света и дня, и более не сыном человека смертнаго.