Руке Нила Сорского и здесь сопутствует одна и та же филигрань бумаги, но уже не «пасхальный агнец», а буква «L» редкого типа, подобная той, что приведена у Брике, № 8285, 1510–1513 гг. В альбоме Н. П. Лихачева этой филиграни нет.

Иные водяные знаки бумаги этой рукописи[113] не противоречат ограничению времени ее создания датой смерти Нила Сорского, но, конечно, и не дают возможности еще более уточнить это время. Они лишь позволяют сказать, что, пожалуй, написанные Нилом Сорским части не введены в изготовленную позже книгу, как то было в предыдущем случае, и что, по–видимому, книга создана в последние годы жизни Нила Сорского.

Древнейший датированный список «Просветителя» оказывается, таким образом, еще более древним, и, что важнее, становится красноречивым свидетельством отношения Нила Сорского к литературной борьбе Иосифа Волоцкого с еретиками.

Постскриптум

Уже после того как работа «Автографы Нила Сорского» была написана, в Государственном Литературном музее в Москве обнаружилась рукопись, представляющая собой третью часть «Соборника» Нила Сорского,[114] от которого мы прежде располагали только шестью листами, о которых выше шла речь. «Самым достоверным автографом Нила, — пишет Я. С. Лурье, — является сборник Волоколамского монастыря (вклад 1514 г. — как и “Просветитель”), известный археографам XIX в., затем исчезнувший и недавно вновь обнаруженный — Государственного Литературного музея, № 126. Весь текст до л. 253

об. написан здесь одним почерком, а на л. 253 об. имеется запись (Нила Полева): “В сей книге дозде переписи старца Нила, ошелника Сърьскыя пустыни иже на Белеезере”». В сноске тут же Я. С. Лурье замечает: «Статьи Б. М. Клосса (кроме прим. 48) и Г. М. Прохорова были написаны до обнаружения сборника Гос. Лит. музея; поэтому принадлежность текстов в Сол. 326 /346 и других рукописей руке Нила Сорского пришлось доказывать более сложным и косвенным путем».[115] Результат этих доказательств, стало быть, теперь никаким сомнениям подвергнут быть не может.

Е. В. Романенко почему‑то думает, что «Лурье атрибутировал почерк Нила Сорского»;[116] «Исследователь установил, — пишет она, — что Нил Сорский переписывал “Просветитель” Иосифа Волоцкого».[117] Это весьма странно потому, что сам Яков Соломонович Лурье никогда так не думал и ни в какой работе на это не претендовал.

Следуя за Б. М. Клоссом, Е. В. Романенко полагает также, что, копируя «Соборник» Нила Сорского, «Гурий (Тушин) переписывал, видимо, с чернового варианта, где исправления находились еще не в тексте, а на полях листа. Слова и фразы, которые подлежали исправлению, Нил Сорский в черновике выделял особыми значками. Нил (Полев), видимо, увез из Нило–Сорского скита беловые варианты сборников — жития из его вкладных рукописей имеют орнаментальные заставки, красочные инициалы и не содержат исправлений на полях текста. В автографах Нила Сорского варианты исправлений, выделенные в тушинских сборниках на полях, уже внесены в текст. И если бы не сохранились копии Тушина, мы бы знали о исправлениях Нила Сорского только из его предисловия к сборникам».[118]

Эти слова Е. В. Романенко тоже вызывают немалое удивление и заставляют думать, что с автографами Нила Сорского и с моей работой о них она или совсем незнакома, или знакомилась недостаточно внимательно. Во–первых, — потому что в «Соборнике» письма Нила Сорского тоже, как мы уже говорили,[119] есть исправления на полях, главным образом добавки: всего 52 исправления на 618 листах текста, причем в копии в 48 случаях они учтены, т. е. внесены в текст. Но в трех случаях (Троицк. 684, лл. 87 и 218 об.; Волок. 630, л. 107 и, соответственно, Кирилло–Белозерск. 23/1262, лл. 52 об., 300 и475 об.) добавки перенесены не в текст, а оставлены на полях копии. И ясна причина второго из этих случаев: Нил не указал, к какому месту относится добавка (причина первого и третьего, очевидно, просто в невнимательности писцов). Есть и другое, на мой взгляд, важное свидетельство того, что Гурий Тушин и, по крайней мере, его «первый помощник» писали именно, непосредственно с известных нам автографов Нила Сорского, а не с неизвестных нам его черновиков, якобы остававшихся в Кирилло–Белозерском монастыре, откуда Нил Полев уже увез беловые экземпляры. Наблюдение это тоже «кодикологическое», т. е. основанное на сопоставлении особенностей рукописей. Дело в том, что установить, что Гурий и его помощник имели в своем распоряжении именно Троицкую 684, помогли, — прошу прощения за повторение, — пропуски в тексте Жития Иоанникия Великого, оставленные «первым помощником» и заполненные потом Гурием Тушиным:[120] в Троицкой 684 в соответствующих местах (между лл. 84 об. и 85 и 91 об. и 92)[121] мы видим тоже пропуски, но против них между страницами вклеенные полоски бумаги,[122] с лицевой стороны которых Гурий Тушин и списал текст в оставленные его «первым помощником» пустыми места. Так вот, напоминаю:[123] судя по густоте чернил, Нил Сорский написал основной текст в этих местах, сделал вклейки и поместил сомнительный период на их лицевой стороне одновременно, но затем по крайней мере дважды возвращался к этим местам, чтобы объяснить происхождение пробелов (дефектом протографа) и чтобы написать на оборотах вклеек обращение к читателю с предложением искать, не найдется ли что‑то «известнейше сего» в ином переводе: темно–коричневые чернила основного текста и текста на лицевой стороне вклеек отличаются, во–первых, от более светлых чернил записей на оборотах вклеек и, во–вторых, от чернил, какими написаны заметки под лакунами, в одном случае (л. 85) еще более светлых, а в другом (л. 92) несколько более темных и неровных по густоте. Копиист пишет все подряд; так и поступил «первый помощник» Гурия, одновременно с текстом перенеся в копию заметки о дефектности «списка» (совершенно один и тот же цвет чернил). Так что преподобный Нил, совершенно очевидно, не копировал свой неизвестный нам черновик, а писал в свой «Соборник», редактируя, Житие Иоанникия Великого, так сказать, впервые. А Гурий со своим «первым помощником», тоже совершенно очевидно, переписывали это житие именно с рукописи РГБ, Троицкое собр., № 684. Как раз эти наблюдения и позволили мне — до открытия в Государственном Литературном музее третьей части Нилова триптиха — уверенно указать на Троицкую 684 как на автограф преподобного Нила Сорского.

Также совершенно ясно, что Нил Полев уже после своего с Дионисием Звенигородским возвращения из Кирилло–Белозерского монастыря (приблизительно 1511–1512 гг.), т. е. после того как в 1508- 1509 гг. Гурием Тушиным с его помощниками была проделана работа по переписке трехтомного «Соборника» работы Нила Сорского, каким- то образом (вряд ли получив в подарок) увез его в Иосифов Волоколамский монастырь.

Но очень интересно наблюдение Е. В. Романенко, что многие чтения в работе Гурия и его команды совпадают с чтениями кирилло–бе- лозерских миней второй половины XV в., тексты которых «имеют черновой характер по отношению к текстам Нила Сорского».[124] Как мы уже замечали, частота поправок на полях в работе разных помощников Гурия разная,[125] причем поправками восстанавливаются чтения автографов Нила. Интересно тут то, что многие из исправляемых чтений (помимо разного рода огрехов, неизбежных в работе писца), оказывается, совпадают с чтениями кирилло–белозерских миней второй половины XV в. Значит, деля работу между своими пятью помощниками, Гурий Тушин не расплетал автографы Нила Сорского, а давал помощникам для переписки — видимо, чтобы у всех работа шла одновременно, параллельно, — тексты соответствующих житий в этих самых минеях, а затем внове написанные тексты были выправлены по Нилову «Соборнику». Вспомним о бросающейся в глаза разнице в числе поправок на полях в работе разных писцов! Причем, как мы уже замечали, они «оказываются, за очень редкими исключениями, восстановлением первоначальных чтений оригинала, т. е. Троицк., № 684, и Волок., № 630».[126] Теперь, как мы знаем, к этим двум книгам следует добавить и нашедшуюся в Государственном Литературном музее третью часть Нилова триптиха.

Часть II. Сочинения Нила Сорского