Как жил человек до Христа? Жил в первоначальной чистоте своего сотворения, посредством общения с Богом Словом, в Котором живот бе, и живот бе свет человеком, в начале так же, как и всегда после (Ин.1:1-4). А с того времени, как грех разлучил человека от Бога, до Христа, если человек, уже мертвый прегрешеньми (Еф.2:5) внутренно, жил еще внешне, и если являлись еще в нем и некоторые проблески жизни высшей, то жил он, во-первых, останками жизни, преподанной ему от Бога в начале, подобно как живет черенок, отрезанный от живого дерева, до истощения в нем живого сока или до привития его вновь к живому дереву, во-вторых, жил предварительными начатками жизни Христовой, которых можно искать далее колыбели Вифлеемской и ранее благовещения Назаретского, можно сказать, окончательного, а не начинательного, ибо в то самое время, как жизнь первоначальная повреждена грехом, нужно было ввести в человечество врачевство Христово, и оно введено словом первого благовещения о воплощении Бога Слова: Семя жены сотрет главу змия (Быт.3:15)[30], и с того времени начало и непрерывно продолжало действовать благодатно, как можно примечать в Патриархах и Пророках. Что касается до естественной жизни человечества, поврежденной грехом, можно ли не примечать и в прежних временах, и ныне, как она идет не к совершенству, но к разрушению и смерти, как она с течением веков сократилась в летосчислении личного жития, как она растрескалась и расселась на несвязные глыбы, которые называют племенами и народами, как она во многих чуждых Христа народах ниспала до самых низких степеней жизни скотской и зверской.

Как человек познавал и познает Бога, делал и делает добро до Христианства и без Христианства? Мой ответ один: если познавал Бога, то познавал останками первоначального света в разуме, при помощи благочестивого предания, если делал что-нибудь в некотором смысле доброе, то останками первоначальной доброты в воле. Падением человека во грех образ в нем Божий сокрушен, но не совсем истреблен и уничтожен; вечное Солнце зашло в душе его, но некоторые лучи зари от Него еще касаются высот ее. И при сем уменьшившемся свете, невидимая Божия от создания мира твореньми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество (Рим.1:20). Языцы, закона не имуще, естеством законная творят, - являют дело законное, написано в сердцах своих (Рим.2:14,15). Но скажут, может быть, если естественно есть в роде и человеческом хотя некоторое познание Бога и хотя некоторое делание добра, то не мог ли бы он естественными же средствами, при продолжаемых усилиях и взаимном содействии, быть возвышен, усовершен и спасен? Ответ на сие не очень труден, ибо опыты готовы, надобно только указать на них. Род человеческий до Христианства в продолжение нескольких тысяч лет имел довольно простора испытывать естественные свои усилия. Что же он выработал? После древнейших преданий о едином Боге, о непорочности райской, или, как говорилось у язычников, о золотом веке, - многобожие, идолопоклонство, пороки и злодеяния, которых одни названия ужасают противоестественностию, как, например, не только человекоубийство, но и детоубийство, и отцеубийство, и человекоядение. Мир языческий, жалкий в невежестве, когда переходит в образованность, становится отвратительным по разврату, который обыкновенно идет рядом с нею и обращает ее в свое орудие. Что сделала языческая философия? Привела ли она хотя один языческий город или деревню в познание единого Бога? Не она ли, напротив, изобрела сомнения о бытии Бога и добродетели? Во времена Христианства легко было разуму зажечь многие фокусы естественного знания при солнце откровения Божественного, но и в сии времена естественный разум, вознамерясь действовать без Христа, не лишил ли себя самых останков духовного света, не посрамил ли себя неистовством, которого и в язычестве не видано, именно, государственным законом провозгласил было безбожие? Пусть назовут сие случайным припадком, частным беспорядком, злоупотреблением разума в немногих людях, обладаемых страстями, только наружно представившимися в обширном виде, не спорю, если хотите, но если это злоупотребление, беспорядок, болезнь, то где же благоупотребление, порядок, здравие разума естественного, без высшего управления откровением, без врача Христа? Пусть покажут, если могут, в более обширном, или хотя не в меньшем виде, общественное действование такого разума к совершенству и блаженству рода человеческого!

Лучший и действительно спасительный подвиг разума человеческого к совершенству и блаженству человечества может состоять только в том, чтобы беспристрастно изведать и измерить свои силы, средства, недостатки для сей великой цели; понять возможность, признать потребность откровения свыше; приближаться к велией благочестия тайне, положить к ее стопам свое оружие и свой венец и предать себя в благородный плен, в свободное послушание вере в Бога явльшегося во плоти.

Христиане, чада Веры, наследники Откровения, хранители тайны Божией! Благословим Бога таин и откровений. Прославим Богочеловека, Начальника и Совершителя веры. Сохраним тайну Божию, толико снисходительно нам вверенную. Помыслим также при сем, что неприлично было бы хранить тайну благочестия в душе и жизни нечистой. Должно хранить святое и Божественное сокровище в ковчеге от злата чиста - таинство веры в чистой совести (1Тим.3:9). Аминь.

Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1843 г.[31]

Рече Мариам: се раба Господня, буди мне по глаголу твоему (Лк.1:38).

 Вот слова земные, но которые, подобно небесным, чище искушенного сребра, вожделеннее злата, ценнее драгоценных камней. Вот сокровище, которого пять тысяч лет небеса искали на земле и которое открыть послан был один из ближайших предстоятелей Небесного Престола!

Подлинно, Архангел Гавриил не только принес Деве Марии слово Божественного благовещения, но и взыскал услышать от Нее слово соответствия. Когда он произнес только слово приветствия: Радуйся Благодатная: Господь с тобою, благословенна Ты в женах [Лк.1:28], - благовещение о Спасителе мира почти уже совершилось, потому что сим ознаменована и указана Матерь Господня. Но как Дева смутилась и, размышляя, молчала, то Архангел продолжил и усилил слово благовещения: Родиши Сына; Сей будет велий, и Сын Вышняго наречется: Царствию Его не будет конца [Лк.1:31-32]. Теперь благовещение со стороны Архангела решительно совершилось, но еще он не почитает дела своего посольства конченным, потому что не то, которого ждет, слышит слово: Како будет сие, идеже мужа не знаю [Лк.1:34]. Наконец он разрешает вопрос: Дух Святый найдет на Тя [Лк.1:35] - и получает взыскуемый ответ: Се Раба Господня: буди Мне по глаголу твоему. И вот искомое сокровище открыто. Радостным благовещением от Неба приобретено благовещение от земли Небу, взаимно вожделенное. Небесное посольство совершенно достигло своей цели. И отъиде от Нея Ангел.

Что ж это значит? Что значит, что воплощение Сына Божия предваряется небесным благовещением и что сие благовещение не только изрекается вседержавною волею Господа, но и взыскует соизволения рабы Его? Разве Вседержитель не властен действовать, не предваряя и не ожидая соизволения? Для чего так нужны Небу сии земные слова: Се Раба Господня: буди Мне по глаголу твоему? Нужно сие было и для достоинства Матери Господней, и для самого дела воплощения Бога Слова.

Никто не станет сомневаться в том, что для избрания быть Материю Господней требовалось в избираемой высочайшее возможное на земле достоинство. Но в чем состоять может достоинство существа разумного и свободного, если не в чистых и возвышенных воззрениях ума и движениях свободной воли? Надлежало дать им место, чтобы основалось, утвердилось и, к утешению и назиданию нашему, явилось в Деве Марии достоинство Матери Господней. Ее смущение от высокого Архангелова приветствия было движением души глубоко смиренной. Удержание сего смущения в молчаливом размышлении знаменовало мудрость, твердость и спокойное величие духа. В вопросе: Како будет сие, идеже мужа не знаю? - проявлялась неизменная любовь к чистоте девства. Наконец, в решительном изречении: Се Раба Господня, буди Мне по глаголу твоему - изрекло себя послушание веры.

Если, как учит Апостол, верою вселяется в сердца Христос (Еф.3:17), уже приблизившийся к человечеству и приобщившийся оного воплощением, то колико превосходнейшая и крепчайшая вера потребна была Деве Марии, дабы первоначально воплощением вселился в Нее Сын Божий, так еще не близкий к человечеству и по недоступной ни для какой твари высоте Своего Божества, и по причине средостения, которое грех поставил между Божеством и человечеством! И обрелась в Ней такая вера и соделала для Нее возможным чистое и совершенное послушание - призванию непостижимому послушание без сомнения, призванию безмерно высокому послушание без превозношения. И сие послушание преклонило душу Ее под осенение Духа Святаго, соединило волю Ее с волею Божией, отверзло сердце Ее для входа силы Вышняго, и Вечный Свет пришел и засветил в Ней жизнь новую не только для земли, но и для Неба, небесную в земной, вечную во временной, Божескую в человеческой, всеоживляющую в умирающей. И слово плоть бысть, и вселися в ны [Ин.1:14].