Collected Works, Volume 1

Пользуясь такими и подобными сравнениями, свт. Тихон помнил правило, что «вещь одна другой подобна бывает не во всем, а только в некоторых свойствах; от того и о подобиях, как здесь, так и на прочих местах приведенных, должно разуметь, что они только в некоторых свойствах сходны с теми предметами, для изъяснения которых представлены». Поэтому в его уподоблениях нет натянутости и насильственного сближения. Напротив все эти сравнения, сопоставления и сближения естественны, ясны, просты, и потому понятны каждому.

б) Полнота и обстоятельность в изображении предмета. Так например, говоря о вере, он подробно исчисляет все ее свойства и действия. Говоря о воровстве, он изображает все тайные и явные виды хищения. Говоря о нашей любви к Богу, через сравнение ее с земной любовью, показывает все свойства истинной святой любви.

Чтобы видеть эту изобразительность в примере, возьмем описание свойств плотского и духовного мудрования. «Плотский человек, – пишет Святитель, – весь ум свой и замыслы устремляет к приобретению временного, а духовный всегда стремится к вечному. Плотский человек звание свое проходит для одного временного прибытка, а духовный трудится к расширению славы Божией и пользы ближнего. Плотский человек, если сделает что достойное похвалы, в этом веке ищет награды, а духовный от Бога ожидает воздаяния за добродетель в будущем веке. Плотский человек если делает что похвальное, но делает то по тщеславию, ради приобретения суетной славы, а духовный все намерения простирает во славу Божию и в надежду вечной жизни. Плотский человек перед всеми гордится, возносится, – никто ему не равен, себя ставит выше всех, – всех презирает, а духовный смиряется перед Богом и людьми. Плотский человек хулящего хулит, укоряющего укоряет, злословящего злословит, а духовный хулой утешается, гонения терпит, клянущего благословляет, добро творит ненавидящему. Плотский человек злопамятствует, и за малую обиду ищет отмщения, а духовный молится и за отнимающих жизнь: Господи не постави им греха сего. Плотский человек непримирим, а духовный и с ненавидящими мира бывает мирен», и т.д.

В этом отношении, т.е. в полноте и подробности изображения, святитель Тихон много имеет сходства с св. Златоустом, почему многие современники свт. Тихона называли его вторым Златоустом. Впрочем, несмотря на такое сходство, между ними есть и существенное различие, которое состоит в том, что, во-первых, у свт. Тихона нет той отделанности в речи, какую замечаем у греческого витии, а во-вторых, нет той смелости и отважности в полете мысли и в изложении, какую мы видим в творениях св. Златоуста.

в) Безыскусственность в построении мыслей. В писаниях свт. Тихона нигде не видно того старания, чтобы рядом строго логических построений или искусных умозаключений вести читателя к какому-нибудь убеждению. Напротив, он пользуется почти исключительно описательным методом, он изображает предмет так, как он есть, или каким он кажется непосредственно всякому. Он не столько доказывает истину, сколько раскрывает ее перед читателем. Поэтому мысли, обильно появляющиеся в его уме, излагались большей частью в том естественном порядке, в каком они рождались в его голове. В расположении отделов речи он или довольствовался исторической последовательностью, где дело касалось исторических событий, или же кажущейся и наглядной связью предметов между собой, или же порядок их обозначал цифрами. Так например, после рассуждений «о евангелии и вере», составляющих две особые статьи в его книге «об истинном христианстве», Святитель переходит к рассуждению «о церкви» и «св. крещении», и делает это по следующим основаниям: «От Евангелия, – говорит он, – начинается вера, от веры христианин... собрание же христиан составляет Церковь, в которую вход бывает не чем иным, как только верой и св. крещением». Посему в его статье (т.е. после статьи «о вере») вкратце предлагается «о церкви и св. крещении». Или, составляя христианское наставление, он не занимается развитием какого-нибудь общего христианского правила, а прямо под цифрами изображает частные правила, руководствующие человека в христианской жизни. Начав тем, что без живой веры и страха Божия благочестиво жить нельзя, он потом излагает сами правила. Во-первых, избегать праздности, во-вторых беречься от всякого греха, в-третьих, не делать того, что возбраняет совесть и т.д. Все эти правила, впрочем, он разъясняет более или менее подробно, только порядок их обозначает цифрами. Таким образом в построении мыслей и их течении безыскусственность и простота составляют отличительное свойство его писаний. В этом отношении у него много сходства с простотой писаний мужей Апостольских.

г) При отсутствии строго последовательного порядка в изложении мыслей свт. Тихона, разнообразные движения его сердца изливались на бумагу без всякого препятствия, просто и естественно, в том же обилии и разнообразии, как появлялись в душе. И так как сердце Святителя сочувственно отзывалось на всякое размышление его богомысленного ума, то отсюда в его описаниях мы можем находить все христианские чувствования, которые порождаются размышлениями о различных догматах веры, – чувствования радости, печали, скорби, сетования, благоговения, смирения, трепета, любви, благодарения и славословия, что придает его описаниям особенную живость и служит причиной сильного воздействия на читателя.

Но, что особенно важно, писания свт. Тихона носят на себе печать и того благодатного, богопросвещенного состояния, которое называется помазанием. Помазание не есть что-нибудь определенное, на что можно указать и что можно определить. Оно есть незримое, но чувствуемое веяние Духа благодати, живущего в душе писателя, отражение или отпечаток духоносного ума и сердца, отсвет или печать пламенеющей в сердце любви Христовой. Существо этого помазания заключается в том, что верующий, с одной стороны, так проникается Христовой любовью, в такой полноте усваивает ее, что он готов всех обнять, как братьев, всех вместить в своем сердце, подобно святому апостолу Павлу, а с другой стороны, услаждаясь непостижимой любовью Бога к человеку, все земное вменяет за уметы, и пламенно желает – разрешитися от уз плоти и со Христом быти. С такой любовью воцаряется в душе верующего благодатный мир, тихое благодатное спокойствие. В жизни святителя Тихона мы видели, как он любил своих ближних, как подвизался для них, как пламенел любовью к Богу и желал со Христом быть, как, наконец, утвердился в его душе благодатный мир и спокойствие. Все это и отразилось в его писаниях. Читая их, вы чувствуете, что с вами беседует многоопытный, строгий к самому себе, но любящий Христовой любовью св. старец, нашедший совершенное и полное успокоение своего духа во Христе Господе нашем. Оттого, при чтении и вам передается эта сила любви, эта умягчающая теплота сердца, это благодатное спокойствие духа.

К этому еще нужно прибавить, что и в самом помазании писаний свт. Тихона постоянно слышится тон той душевной грусти, которая была так близка к душе Святителя во время всей его жизни, особенно жизни в Задонске. Почему в этом отношении его писания очень близко подходят к писаниям Ефрема Сирина, – этого проповедника покаяния и слез. Возьмем для примера одно место из писаний свт. Тихона. «Когда человек видит приближение своей кончины или смерти, – пишет Святитель, – что тогда бывает у него на душе? Какой страх, какой трепет и ужас, какой мятеж, волнение, какое отчаяние колеблет его тогда? Ах, зовет меня Царь небесный, а я не готов! Указ Его ко мне пришел, чтобы мне к Нему явиться, а я неисправен. Вижу я приближение мой кончины, а о ней я никогда не думал! Приблизилась ко мне моя смерть, о которой я никогда не помнил. Уже отворяются мне врата к вечности, о которой я никогда не помышлял! Боюсь я Судии Бога, которого прогневлял. Совесть моя, которая представляет мне мои грехи, обличает меня и мучит. Бедственная и мучительная вечность, в которую отходят нераскаянные грешники, колеблет всего меня ужасом и страхом. Зачем это я об этом страшном часе никогда не помышлял? Зачем ум мой был занят суетой? Зачем я столько собирал себе? Зачем гонялся за славой и честью мира сего? Зачем такие-то и такие грехи делал я? Зачем не внимал я слову Божию, которое предостерегало меня? Что мне теперь пользы в приобретенном мной богатстве, чести и славе? Что в пышности и житейской гордости? Что в богатом и разукрашенном доме? Что пользы в каретах, конях, многих слугах, землях и деревнях, различных именах и титулах? Что в увеселительных садах, галереях и прудах? Что пользы в друзьях, которых я часто увеселял пиршествами и различными винами, и с которыми сам веселился?

Сия суета мира сего помрачила и ослепила мой ум, и потому я не мог распознать прелести и истины, зла и добра, вреда и пользы, греха и добродетели, окаянства и истинного блаженства. Она отняла от меня память, память о смерти, к которой я ныне приблизился, и которая полагает конец всему оному мнимому утешению, – память о вечности, в которую я ныне иду. Теперь я познаю, что есть прелесть и истина, в чем состоит мое истинное добро и истинное зло. Теперь я вижу, что истинно слово Божие и истине учит. Блаженны, которые внимают ему! Окаянны те, которые не внимают! О мир, мир, суеты и прелести исполненный мир! Как обольщаешь ты бедного человека! Теперь я оставляю все твое сокровище, и вместо богатства и прекрасного дома вселяюсь в малый гроб, и вместо шелковых и дорогих одежд покроюсь черным одеянием, и вместо многих земель и вотчин зароюсь в трех-аршинной, земляной яме, и вместо богатства, чести и славы наследую мертвость и тление; и вместо роскоши, которой себя утешал, буду снедью червей. Прощайте все, прощайте жена и дети, прощайте друзья и знакомые мои, прощайте слуги и крестьяне мои, прощайте земли и вотчины мои! Я вас теперь оставляю. Прощай мир! Я и тебя оставляю ныне, и все твое оставляю тебе. Наг изыдох от чрева матери моея, наг и ныне отхожу в путь всей земли.

Теперь я вижу, что все, что я ни имел, было не мое, ибо все что имел, ныне оставляю. Как и в мир вошел ни с чем, так и от мира отхожу без всего. Царь небесный зовет меня теперь, и я иду к Нему, но трепещу праведного и страшного суда Его. Он нелицеприятен (лица не приемлет), судит по совести нашей и по делам нашим, а не по лицам. У него цари и подданные, вельможи, князья, господа и их рабы, богатые и нищие – равны».

По возможности, мы указали все особенности писаний свт. Тихона, – соединим же их воедино: раскрытие связи христианских догматов с жизнью, редкое и замечательное искусство посредством сравнений и сближений сообщать истинам веры ясность, наглядность и общедоступность, а богатством подробностей в изображении предмета и изобилием противопоставлений придавать предметам веры силу и изобразительность, – простота и безыскусственность в построении речи, искренность, сила и разнообразие чувствований, – святая и пламенная любовь к Богу и всех обнимающая любовь к ближним, отражение внутреннего успокоения в Боге с печатью тоски по небесному отечеству, – вот свойства писаний свт. Тихона. Все эти свойства ставят этого писателя в ряду высоких св. отцов и учителей Церкви и дают ему право всегда быть современным христианским учителем, и народным по преимуществу перед другими св. писателями русской Церкви.

Если еще короче изобразить особенности писаний свт. Тихона, – то мы выразим самую сущность дела, когда повторим сказанное выше, что в писаниях этого Святителя раскрывается живая и непосредственная связь догмата с жизнью, или изображается живое действие догмата на ум и сердце верующего. Соответственно таким особенностям, чтение этих писаний может иметь и имеет великое благотворное влияние на души всех благочестивых читателей, и мудрых и простецов, образованных и необразованных. Для спасения души в нашем уме необходимо запечатлеть св. христианские догматы и, памятуя о них, находить в них побуждения к преуспеванию в нравственной жизни. В этом случае чтение и изучение богословских систем, содержащих в себе по отдельности, учение о догматах веры и учение о христианской нравственности, далеко не принесут той пользы и не произведут того действия на душу, как чтение и изучение писаний этого богопросвещенного писателя свт. Тихона. Потому что в богословских системах догматы и нравственность изображаются по отдельности, связь существующая между ними, исчезает, и потому читателю самому предоставляется доискиваться, к чему обязывает верующего учение о том или другом догмате веры; а для этого нужно некоторого рода усилие ума, чтобы не только усваивать написанное, как оно представляется непосредственно читателю, но еще и проникать своим разумением глубже и глубже в смысл изложенного учения, – к чему, очевидно, способны весьма не многие, тогда как в писаниях свт. Тихона эта связь раскрыта непосредственно самим писателем. В них не отвлеченно, как в системах, но прямо, в живых мыслях и чувствованиях самого писателя раскрыто, – к каким нравственным действиям обязывает христианина исповедание того или другого догмата, какими чувствами он должен исполняться при размышлении о каком-либо предмете веры и какие действия должны соответствовать этим чувствам. Поэтому читателю остается только усваивать написанное, проникаться мыслями и чувствами самого писателя и утверждать их в своем уме и сердце. Словом сказать, в писаниях свт. Тихона духовная пища предлагается верующему в размягченном и совершенно приспособленном для него виде. Если же мы при этом припомним, что свт. Тихон любил упражняться в размышлении преимущественно о некоторых догматах, как-то вездеприсутствии Божием, о благости и промышлении Его о нас, об искуплении нашем во Христе, о нашей богоподобной природе, о крещении, о евхаристии, и о четырех последних, и мысли об этих догматах чаще всего излагал в своих сочинениях, то нам будет еще понятнее их сильное действие на душу читателя. Через частое повторение мыслей и чувствований об одном и том же догмате, через разностороннее раскрытие его – учение о нем действительно глубже запечатлеется в памяти, яснее будет для ума, ближе к сердцу, побудительнее для воли; так что благочестивый читатель мало помалу при помощи сочинений свт. Тихона и сам может доходить до того состояния богомыслия, в котором так преуспел Святитель. Может доходить до того, что мысли о тех или других истинах веры, постоянно содержащиеся в живой памяти, сделаются для него руководителями в его действиях и вместе с тем источником сладостнейших созерцаний.

В особенности же чтение этих писаний полезно принимающим на себя пастырское служение и трудную обязанность просвещать поселян истинами веры, и внушать правила истинно-христианской жизни людям, обремененным житейскими нуждами и по самому состоянию своему как бы привязанным к земле, которую они возделывают. Пастырь в духе свт. Тихона увидит ту широту отеческой любви, которая объемлет собой всех, не различая ни разности состояний и ни степеней образованности, – ту ревность, которая не ослабляется ни грубостью невежества, ни нравственными недостатками в слабых членах христианской Церкви, – увидит и ту кротость, которая снисходит ко всем, всех готова вести к свету Иисуса Христа, возлюбившего всех и предавшего Себя за всех. Кроме того, ревностный пастырь найдет в свт. Тихоне руководителя в самом преподавании христианских истин. Усваивая искусство духовно рассуждать о земных вещах и через сравнения приближать св. истины к разумению простых людей, он научится указывать поселянам Бога в природе, всеблагой промысел Божий во всех случаях жизни, – научится указывать в Нем источник истинного утешения во всех скорбях, надежду вечного покоя от всех земных трудов и вечного блаженства, дарованного Иисусом Христом верующим в Него, и с простотой детского сердца возлюбившим Его сыновней любовью.