Приятное для нас Ваше писаньице я имел счастие получить с почты и содержанию оного по силе слабого моего понятия внял.

Многократно по неуклонному сердца моего намерению собирался ответствовать Вам, но Бог знает, на каковый конец это, что никак немощи и разнообразных случаев не превозмочь, дабы писать к Вам собственностию. Имея же Вашу любовь известить, сколько можно, о нужном, вынужден остался не для времени увлекать намерение более, хотя сими худейшими строками ныне приступить к ответу.

Итак, слава Богу, что у Вас по обители, поколе еще Господь терпит грехом нашим, благополучно. Бог весть, что нам на пользу, посему, если Господь избавит Вас от жребия начальства, благословен Бог! А когда и падет жребий на Вас, то и о сем при благословенном отречении, елико можно, да будет воля Господня. Вам известно, что желать сего бедственно, но что случится не по нашей воле, судя по нынешним строгостям, в том сами весте, что особенная бывает помощь Божия.

О прошении Вашем я о. С. предлагал — он на приятие благоохотно согласен. В заключение сказал: оставить должно до встречи моей с Преосвященным. Все сие не ближе должно быть, как в самом начале Нового года, иначе не все полагает за действительное, паче же за тщетность, да будет же воля Господня и о сем равно. Мы сего желаем и надеемся. Однако все более довлеет уступить сей справедливости, что Бог предположил, того человецы разрушить не могут. Но мои дебелые чувства как‑то не углубляются, чтобы Вы выпущены сюда были. Однако я, дебелый, не верую своим чувствам и не отлагаю намерение содействовать по возможности сил продолжать сие.

О. Иоанникий пишет из С. — Петербурга, что с ним нового ничего не повстречалось, а намерен с Нового года паки подать прошение об увольнении, — что Бог с ним устроит! Надежду какую‑то имеет, что Господь его не оставит и устроит по его желанию. Не между прочим пишет и вопрошает о вашем местопребывании — Господь же Премилостивый да просветит, и вразумит во благоназидательность, и да сохранит, и покрыет от всех сетей и наветов вражиих, и да простит тебе вся согрешения, вольная и невольная. И аз непотребный посылаю отеческое прощение. Молитвами отец наших мир Божий да почиет на вас.

Ваш недостойный богомолец, многогрешный иеросхимонах Лев с приверженною братиею кланяемся униженно.

202. Слово на день памяти Иоанна Предтечи. Об истинном даре проповедника

Честнейший и любезнейший во Христе собрат отец Макарий!

Приятное письмо Ваше получил, за которое и благодарю. Да дарует же Всемогущий совершить Вам с назидательными успехами сердца и души благонамеренный путь. Не менее желаем и вожделеннейшего во Христе Вашего возвращения в обитель.

Что касается до наших обстоятельств, то они суть следующие. Мы благополучны, посетил нас, можно сказать, наш архипастырь, быв у нас довольно весел и благосклонен, а по совершении однажды Божественной литургии сказал братии назидательное слово. Не менее в нем касался постыдного любочестия мнимо благодушных, коих частию тогда было присутствие по причине его пребывания в пустыне. Это было в день рождения св. пророка и предтечи Иоанна, почему и тема слова была: “Чего ожидаете в пустыне видети?” и следующий за сим стих.

Если есть ныне в России подражающие св. Златоусту в простоте слога и прочих обильных дарах проповедника, так он никак не может быть по справедливости исключен толикого богоугодного общества. У него не было великолепных фраз, замысловатых троп, метафор, гиперболического слога, аллегории и прочих расположений красноречия, но богатейшая и святая простота, прямая истина и изящнейшая в чистосердечии скромность. Некоторые признавались, что когда он святую благодать сердца своего старался переливать в сердца слушателей, то так пленил дух предстоящих, что многие не имели уже других мыслей, поелику ни одного слова такого не было, которое было бы высокопарно, превыспренно или неясно. Вот истинный вития по определению премудрых! Такое слово интересно иметь. Весьма бы можно многим из кого письмо сие напомнить, одно слово — так оно действовало на сердца и духовные силы, что как бы не слово оно было, а трость духовного скорописца, написующего на сердце совет и волю Вышняго. Не радостно ли это в нынешнем времени, когда проповедники стараются более отражать свои знания на кафедрах, нежели сделать спасительное влияние средствами, чуждыми тщетной философии, — простотой и истиной.

«Прежде времени не судить, дондеже приидет Господь, иже приведет во свете тайныя и объявит советы сердечныя» (Кор, IV, 5). Хотя мы можем в случае сем сказать и то, что рука Божия с нами, недостойнейшими, по мере нашего упования на Него. Однако не менее должно относить и к благодатной прозорливости мужа, украшенного верою и смирением. Он к дальнейшему утешению братии не обинулся сам служить и всенощное бдение. Сверх сего, дабы не ослабить пространством слов истину священно доброты кроткого пастыря, рассудили мы умолкнуть.

Хотя, поелику таков нам подобаше архиерей и не должно превозносить доблесть мужа мудрого «яко даре и прочие видят добрые дела Его и прославят Отца, иже на небесех» (Мф., V,16).

Душевно сожалею об обстоятельствах Ан. А. Когда я, худейший, некогда писал ей: «Бог видит правость сердец наших». Это было некоторым образом плод веры ее, то для чего же сомневаться в благословенном во веки промысле Небесного Отца? Разве десница Вышняго слабее руки смертного в судьбах своих? Мы верно забыли, бедные, что Бог предположил, того человецы разрушить не могут. «Не все ли пути Господни милость и истина взыскующим завета и сведения Его» (Пс., XXIV, 10). Разве должно быть христианке столь малодушной, когда мы хотим быть покорными судьбам Мироправителя. Не на словах ли мы христиане? — Впрочем, она не худо сделала бы, когда по совету Вашему, явилась к доброму Г. Тем паче, что он по самой вещи сострадателен и не неопытен в таковых делах. Но да будет во всем воля Триединаго; для Него нет ничего невозможнаго устроить, что только согласно с могуществом, непостижимою Премудростию и прочими Божественными Его свойствами.