Человечеству пришлось увидеть на земле два великих и преславных чуда: первое, это — Бога, сошедшего на землю, чтобы принять человеческое естество; второе чудо, это — Богочеловека, восшедшего на крест, чтобы на нем умереть. Первое явилось делом высшей премудрости и силы, второе — крайнего человеколюбия. Поэтому оба они совершились при различных обстоятельствах. В первом чуде, когда Бог принял естество человека, восторжествовала вообще вся тварь: ангелы на небесах воспели радостное славословие, пастыри на земле возликовали о спасительном благовестии и о совершившейся великой радости, и цари с востока пришли на поклонение к новорожденному Владыке с дарами. Во втором чуде, когда Богочеловек умер на кресте, как осужденный посреди двух разбойников, тогда горний и дольний мир восплакал, небо покрылось глубочайшей тьмой, земля с основания потряслась от трепета, камни растрескались. Та ночь была светлая ночь, принесшая всемирную радость и веселье, а сей день был мрачен, как день печали и скорби. В ту ночь Бог оказал человеку благодеяние, какое только мог, а в этот день человек выказал все свое беззаконие, какое мог сделать перед Богом.

Ты вправе сказать, Богочеловече и печальный Иисусе: «Прискорбна есть душа Моя до смерти», — ибо многи страсти Твои, велика печаль Твоя. Страдания так велики, каких еще никогда не выносило человеческое терпение; печаль так невыносима, какой еще не испытывало человеческое сердце. И поистине, слушатели, чем более я стараюсь найти в людской жизни другой подобный пример, тем более уверяюсь в том, что Его болезнь в страстях и печаль в болезни ни с чем не сравнимы. Велика была зависть в Каине против брата, но гораздо большая зависть у архиереев и книжников против Спасителя; а неправедное убийство Авелево не сравнимо с крестной смертью Иисусовой. Велико было терпение в Исааке, когда он готовился быть принесенным в жертву от Авраама, отца своего; но несравненно более терпения в Иисусе, Который в самом деле был предан от Отца Своего Небесного в жертву ненависти врагов Своих. Велики были злоключения Иосифа, когда он был продан братьями своими, оклеветан женой Потифара и, как виновный, был ввергнут в темницу; но гораздо многочисленнее страдания Иисусовы, когда Он продается учеником Своим, обвиняется всем сонмищем, влечется с суда на суд, как преступник. Велико было уничижение Давида, когда он свергнут был с царского престола сыном своим, когда подданные от него отступились; когда его собственные слуги гнались за ним, когда он босой убегал на гору Елеонскую, когда в него бросали камни и осыпали его ругательными словами. Но то, что совершалось с Иисусом, когда апостолы Его покинули, воины связали, увенчали тернием, обременили крестом, когда жители всего города провожали Его поносными злохулениями, когда Он восходил на Голгофу, чтобы принять позорную смерть между двух разбойников, — все это разве не более скорбное зрелище?!

Нельзя не признать, что велика была болезнь в Иове, когда он, лишась детей своих и имений, сидел на гноище, в ранах с головы до ног; однако это должно признать только прообразом и как бы тенью тех тяжких страданий и ран, которыми был удручен многострадальный Сын Приснодевы. Не малы были страдания и после Христа пострадавших и страданиям Его подражавших святых мучеников; однако те страдания были только телесные — среди страданий душа мучеников ликовала; там была смерть, но была и честь, было мучение, но был и венец. А страсть Иисуса Христа была страданием и тела, и души, — страданием без малейшего утешения; смерть Его была одно бесчестие, мучение — одна скорбь, и скорбь смертная. «Прискорбна есть душа Моя до смерти».

Часто проповедники говорят о страданиях Христовых, чтобы возбудить христиан к сожалению и слезам. Но я такого намерения не имею, как не имел его и Иисус Христос, идя на смерть. «Дщери Иерусалимски», говорит Он, «не плачитеся о Мне, обаче себе плачите и чад ваших» (Лк. 23:28).

Грешники, доныне еще не покаявшиеся, плачьтесь вы, говорю я, о грехе своем, плачьтесь о злобе своей, плачьтесь о мучении своем и плачьтесь притом о несчастии детей своих, коим вы оставляете в наследие злой пример развращенного жития. Я не хочу того, чтоб вы о страстях Христовых заплакали; я хочу только, чтобы вы от меня выслушали о том, какое из всех страданий Христовых было самое мучительное, о котором Он Сам, жалуясь, говорил: «Прискорбна есть душа Моя до смерти».

1

Когда Сын Человеческий сошел на землю и воплотился, Он при этом, так сказать, как бы оделся в две одежды человеческого естества: в одну — человеческой плоти, которую Он восприял по Ипостаси — «и Слово плоть бысть» (Ин. 1:14)), в другую — человеческого греха, который Он понес на Себе по снисхождению, о чем и говорит апостол Павел: «По нас грех сотвори» (2 Кор. 5:21), и еще: «Христос ны искупил есть от клятвы законныя, быв по нас клятва» (Гал. 3:13). Одетый в одежду человеческой плоти, Он оставался безгрешным всю Свою жизнь — «греха не сотвори, ниже обретеся лесть во устех Его» (1 Пет. 2:22). Одетый же в одежду человеческого греха, Он является ныне во время страдания грешным человеком, а на самом деле Он есть Тот незлобивый и чистый Агнец, взявший на Себя всемирный грех, Которого сначала провидел пророк Исайя (см.: Ис. 3), а за ним указал и Иоанн Креститель, — «се, Агнец Божий, вземляй грехи мира» (Ин. 1:29). В сей–то одежде в саду Гефсиманском молитвенно предстал Он Своему безначальному Отцу и троекратно просил Его удалить от Него эту горькую, смертную чашу: «Отче Мой, аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия» (Мф. 26:39). Но Отец Ему не внимает и первый пишет на небесах определение о смерти Его, которое Пилат написал на земле. Только одну милость оказал Ему Отец: послал к Нему ангела для утешения в великом Его подвиге — «явися же Ему ангел с небесе, укрепляя Его» (Лк. 22:43).

Но как же это Бог Отец не слушает прошения Единородного Сына Своего, Коего Он твердо обнадежил: «Аз всегда Тя послушаю!» Как, Бог, пожалевший некогда единственного сына Авраамова Исаака и не допустивший принести его в жертву, теперь не жалеет Своего собственного Единородного Сына и Сам хочет Его смерти? Да, так и говорит об этом апостол. В том образе Агнца, Который подъемлет на Себя грехи всего мира, Бог не признает Его за Своего Сына, каким Он видел Его во Иордане и на Фаворе, чтобы сказать Ему опять: «Сей есть Сын Мой возлюбленный» (Мф 3:17; 2 Пет. 1:17). Он принимает Его за грешника, облеченного грехом всего мира и потому нимало о Нем не сожалеет, но предает Его на смерть. «Своего Сына не пощаде, но за нас всех предал есть Его» (Рим. 8:32). Для какой же это цели? Для того, чтобы Он пригвоздил к кресту древнюю одежду греха, чтобы Своей кровью удовлетворил Божией правде, чтобы умилостивил Бога и оправдал человека. «Да будем мы правда Божия о Нем» (2 Кор. 5:24).

Иисус, оставленный, как на небесах Божественным Отцом Своим, так и на земле учениками Своими, из которых некоторые уснули, прочие же, оставя Его, разбежались, один, лишенный всякой помощи, начал скорбеть и тужить, и от многотрудного подвига печальной души Его начали падать капли кровавого пота. Я бы сказал: как в саду, в раю сладости, были написаны те два определения, одно осуждавшее Адама на пот, — «в поте лица твоего снеси хлеб твой» (Быт. 3:19), а другое, осуждавшее Еву на болезнь, — «в болезнех родиши чада» (Быт. 3:16), так теперь в вертограде сада Гефсиманского Иисус подвизается до пота кровавого, чтобы перенести пот Адамов; Он теперь страдает и болезнует, чтобы вынести, исполнить болезни Евины и, таким образом, освободить от древней клятвы и самих праотцев.

Однако я все–таки недоумеваю и ужасаюсь, когда слышу, как Он в столь великом подвиге с глубочайшим воздыханием говорит: «Прискорбна есть душа Моя до смерти». Он Сам перед этим говорил, что предстоящие страдания и крест — слава Его: «Ныне прославися Сын Человеческий» (Ин. 13:31); Он с полной терпеливостью принимал волю Отцову: «Отче Мой… не якоже Аз хощу, но якоже Ты… буди воля Твоя» (Мф.26:39–42); Он показывал ученикам все усердие: «Востаните, идем» (Мф. 26:46)… Почему же теперь начинает тужить, тосковать до кровавого пота? Теперь начинает печалиться, и та печаль почти причиняет Ему смерть — «прискорбна есть душа Моя до смерти!»

Что же это такое, что могло так печалить Иисуса?

Действительно, в этой измене две вещи могли особенно опечалить душу Иисусову: во–первых, оскорбление, что Иуда не признал Его за Сына Божия, а признавал Его за человека, имевшего Божественную силу к творению бесконечных чудес. Такой Целитель, Который одним только словом или прикосновением руки слепых просвещает, прокаженных очищает, больных исцеляет, мертвых воскрешает; такой дивный Чудотворец–пророк, Который будущее предвозвещает, все тайное знает, не омочив ног, по водам ходит, ветрами повелевает, бесов изгоняет, скажи мне, окаянный Иуда, чего Он стоит и такого ли ты Человека продаешь за тридцать сребреников? (Эту цену Моисей, между прочим, определил платить за убийство раба.) Так уничтожен Иисус!.. Но допустим, что Иисус продается; но почему Он продается апостолом? Какой худой пример для Церкви Христовой, если апостолы продают Христа или священники — Божию благодать!

Это замечательно: из апостолов только тот в муку попал, кто любил деньги. Проклятое сребролюбие — первая и главная причина, почему мы и веру свою продаем, и души свои отдаем на муки вечные!

Здесь я прошу вас, христиане, приметить нечто достойное внимания. Те сребреники, которые взял Иуда за Христа, принесли ли ему какую–нибудь пользу? Купил ли он на них какую–либо недвижимость, чтобы обеспечить себя? Сделал ли он платье на себя? Проел ли их или пропил? Доставил ли он себе на них какое–нибудь удовольствие? Ровно ничего. Напротив, те самые сребреники, которые его так ослепили, что он продал за них Христа, привели его и к лишению ума, и к отчаянию: повесился он, в муку вечную попал. Они принесли ему ту пользу, что на них он купил себе виселицу и вечную муку. «И поверг сребреники в церкви, отъиде; и шед удавися» (Мф.27:5). Не принесли они никакой пользы Иуде. Не пошли ли они на какое–нибудь Богоугодное дело, на какую–нибудь надобность церковную? И этого не было. Он пошел и бросил сребреники в храме, а священники храма их не приняли. Недостойно, сказали они, положить в церковную казну эти проклятые сребреники. Нет, нет, Бог не хочет на церковные нужды этих сребреников: они беззаконны, они святотатственны, за них продана человеческая кровь — «недостойно есть вложити их в корвану, понеже цена крове есть» (Мф.27:6). На что же пошли эти сребреники, плата за предательство, корысть сребролюбия? Сребреники, которые послужили поводом к преданию на смерть благого человека, т. е. сребреники смерти были употреблены не на живых, а на мертвых. Куплено было на те деньги поле для погребения на нем мертвых, да и мертвых не своих, а чужестранцев, заезжих — «купиша ими село скудельничо, в погребшие странным» (Мф.27:7). О, проклятые сребреники, за кои продал Иуда Христа! Во–первых, они самому Иуде никакой пользы не принесли; во–вторых, они признаны недостойными служить на пользу храма; в–третьих, на них куплено было кладбище, гробницы — все мертвенное, да и то для чужих — «в погребание странным». О, несчастные сребреники, за которые Иуда предал Христа! Одинаково несчастны, отвержены и прокляты и те сребреники, за которые и мы предаем Христа, предаем Божию благодать, предаем таинства. Приносят ли такие сребреники пользу прежде всего нам самим? Поистине нет! Проклятия и отвержение, которые лежат на этих сребрениках, не допускают, чтобы мы на них порадовались, — напротив, за них нападает на нас в здешней жизни злая болезнь, нечаянная напасть, а в будущей ждет вечная мука. Таких сребреников не терпит Бог и в храме Своем, в Церкви Своей — «недостойно есть вложити их в корвану». Такими деньгами, коими покупается священство, которые составляют прибыль корыстолюбия, святотатства и беззакония, деньгами от кражи (ибо и Иуда был вор и крал церковные доходы) не обновляются храмы, не созидаются дома, не приобретаются имения, но покупаются только гробы и места для погребения. Такие деньги не приносят пользы своим владетелям, такие деньги только чужим — «в погребание странным!»