24. Духовная жизнь — жизнь сердечная и мысленная, поэтому мы должны быть внимательны к тому, что роится в нашей душе, день и ночь просить Бога избавить нас от всякого зла, очистить нас и дать сил отвергать прилоги духов злобы. Если примем при- лог, согласимся с ним, то сразу начнется борьба — мы отвергаем одно, а они предлагают нам второе, третье, четвертое… И нет нам покоя, нет мира. Тогда нужно всем сердцем и умом обратиться к Богу: «Господи, у меня нет сил, не научился я в юности, во зле вырос, и мое зло со мной выросло, и сейчас нужен большой труд, чтобы извергнуть и искоренить его из меня. Но Ты, сильный и могущественный, научи меня быть беззлобным, простодушным, кротким и смиренным. Увенчай меня Твоими Божественными добродетелями, как венчаешь ангелов и святых».

25. Итак, в простоте сердечной, своими словами всякая душа пусть обратится к Господу помимо того молитвенного правила, которое ежедневно читаем и которое нам необходимо, потому что если не держимся правила, тогда нечистый даст нам другое правило, другие мысли. А без молитвы никак нельзя, какой бы краткой она ни была. Как только встанем утром, нужно сразу же благодарить Бога за то, что даровал нам милость прожить эту ночь; а когда настанет вечер, благодарить за все, ибо Господь — Податель жизни, дарующий все. Так мы показываем нашу любовь к Нему, и Он нас принимает в объятия.

26. Когда душа от всего сердца полюбит молитву, она уже не может отделиться от Родителя. Она постоянно с Ним, постоянно в Его присутствии: разговаривает ли с людьми, работает ли — она всегда с Ним, она движется в Его присутствии, предстоит перед Ним, как ангелы и святые. Вот это и есть залог Царства Небесного уже здесь, на земле; такая душа уже научилась Небесной жизни и переходит из этой многотрудной и мучительной жизни в вечную радость и блаженство, ибо уже здесь очистилась.

27. Поэтому, слава Богу, желаю Вам всякого блага от Господа и Божией Матери, нашей Великой Защитницы. Она — сама любовь, Матерь Пресвятая. Святой Дионисий Ареопагит хотел увидеть Богородицу, он вдруг освободился от всех увлечений сего мира, его озарила какая‑то невыразимая радость, мир и блаженство. Видите, Она нам постоянно этого желает и просит, чтобы мы всем своим существом обратились к Ней, ибо Она наша Защитница, и Покровительница, и Заступница пред Богом. Она умолит Сына Своего дать нам сил быть добрыми и благочестивыми, как ангелы, и славить Бога и здесь, на земле, и во все времена, в вечности.

28. Центром мысленных движений души не должен быть какой‑либо земной предмет. Мысленный центр любви — Господь, и в Господе мы все любим, через Него все и в Нем все. Не должно привязываться к земным предметам.

29. Ангельские чины не пленяются творением; они видят его, но они свободны от него, ибо их мысленный центр пленен только Божественной силой, которую они все любят. А мы, когда видим какой‑то привлекательный предмет, сразу привязываемся к нему. Это убийственно и страшно, потому что если такое состояние продлится, то этот предмет становится нашим идолом и, одушевленный он или нет, он занимает в нашей душе место Бога.

30. Божественная любовь не терпит эгоизма. А человек после грехопадения повредился, и нету него никого ближе себя самого, собственной личности. Он бережет себя, не позволяет никому себя обидеть, хочет, чтобы о нем все думали хорошо, но при этом не берет в расчет, что он делает и как делает, потому что сосредоточен только на своей личности.

31. Мы должны презреть себя ради любви Божией, а этого «господина Я» не просто выгнать, а убить. Потому что если он не умрет, мы не сможем соединиться с Господом: всегда будет выпячиваться этот «господин Я», он велик и не может склонить голову, он всегда на высоте. А нам нужно смирение, нужно смирение и покорность.

32. Господь показал нам, какими мы должны быть, — смиренными, покорными воле Божией. Но мы хотим, чтобы все было по–нашему, мучаемся, терзаем себя, и все напрасно! Миру нет дела до нашего мнения, он живет по–своему. И тогда «господин Я» сердится, что все не так, как он хочет. И сейчас вот самого себя мучаю, а сам виноват. Не смирился, не соединился с Богом, но смотрю в свое сердце и, когда бы ни посмотрел, вижу этого «господина». А когда придет искушение — ударит ножом и пронзит, и зияет рана… Видишь, как нам необходимо лечение, как необходимо смирение, как необходимо обращаться к Господу так, в простоте.

33. А тот, кто смирился, не думает о своей значимости, потому что знает, что он — тлен. Если бы Господь нас не хранил, если бы не держал нас, ничего бы от нас не осталось! Ничего, только прах!

34. Вы видели, какая простота в человеке Божием? Дает ему это Господь. Он ничего не воображает о себе, потому что знает, что мы — ничто, только тлен.

35. Когда сердце рассеянно — нет в нем тепла. Только когда соберутся мысли, силы и любовь, когда они соберутся в сердце, только тогда оно начинает разгораться.

36. Рассеянное сердце холодно, и душа блуждает, словно бездомная. Когда она возвращается домой, она согревает сердце. А стоит ей выйти из дома — ее бьют, бьют мысленно. Одну мысль она принимает, другую гонит, третью… и, конечно, сердце не выдерживает, каменеет. И говорит: «И это нехорошо, и то мне не нравится…» Все это ранит изнутри, и сердце терзается. А когда душа придет в себя, когда примирится с Господом, тогда Господь занимает центр жизни, и нам становится тепло и блаженно. Мы рассеянны и нецелостны, и только Господь может исцелить нас Своей благодатью.

37. Господь смотрит вглубь нашего сердца — о чем это сердце печалится, чего хочет. И если душа не может сразу придти в себя, Господь в свое время очистит ее и снова привлечет к центру, чтобы она отрезвела, и душа успокоится. Если в глубине нашего сердца есть что‑то нечистое, что‑то вожделеющее этого мира, привязанное к земной жизни, тогда наши скитания будут долгими и будет у нас много мучений и страданий. У нас, верующих, страданий будет больше, чем у неверующих, потому что у неверующих нет той внутренней боли, они не думают о вечности, для них главное — здесь, на земле, иметь возможность есть и пить, наслаждаться жизнью. Тут все их внимание, а мы раздвоены: хотим быть с Христом, а не разобрались со своими земными делами, с которыми наше сердце все еще связано, все еще в плену. Поэтому мы так много страдаем.