Тело без души – просто труп и не имеет отношения к тому, о чем здесь идет речь, а душа без тела, даже душа святого, идущая “прямо на небеса”, еще не испытывает того блаженства, к которому призван человек в конце времен, когда слава Божия воссияет в душе и теле.

Как говорит святой Исаак Сирин, даже к вечному блаженству нельзя принудить человека без согласия тела. Такое высказывание о важности тела особенно поражает у св. Исаака, одного и величайших подвижников, одного из тех, о ком иные могли бы сказать, что всю свою жизнь он провел, умерщвляя тело. Но, по выражению апостола Павла, подвижники умерщвляли тело греховное (Рим. 6: 6), чтобы из тления пожать вечность, а не убивали тело ради того, чтобы душа освободилась из плена.

Поэтому мертвое тело является предметом попечений Церкви, даже если это тело грешника; и все внимание, которое мы уделяем ему при жизни, не может сравниться с благоговением, проявляемым в погребальной службе.

Точно так же тело связано с душой и в молитвенной жизни. Каждое извращение, каждое излишество, каждая вульгарность, которым мы сами подвергаем все тело, унижают одного из членов этого содружства так, что наносят ущерб и другому. Это можно выразить иначе: унижения, которым мы подвергаемся извне, можно преодолеть молитвой; унижения, которым мы сами себя подвергаем, разрушают молитву.

Отличительная особенность христианской молитвы в том, что это молитва Христа, приносимая Его Отцу из поколения в поколение, все в новых и новых обстоятельствах, теми, кто по благодати и приобщению является присутствием Христа в этом мире; это продолжающаяся, непрестанная молитва к Богу о том, чтобы свершилась воля Божия, чтобы все происходило согласно Его мудрому и полному любви замыслу. Это означат, что наша молитвенная жизнь есть в то же время борьба против всего, что не Христово. Мы подготавливаем почву для своей молитвы всякий раз, как сбрасываем с себя что-то, что не Христово, что недостойно Его; и только молитва того, кто, как апостол Павел, может сказать: Уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2: 20), есть подлинная христианская молитва.

Однако вместо того, чтобы молиться об исполнении воли Божией, мы часто пытаемся убедить Бога устроить все так, как нам хочется. Может ли такая молитва не быть посрамленной? Как бы хорошо мы ни молились, мы в каждую минуту должны сознавать, что можем ошибаться в самых лучших своих чувствах и мыслях. Как бы искренни, как бы правдивы ни были наши намерения, какими бы совершенными они нам ни казались, каждая молитва может в какой-то момент пойти по неправильному пути, и потому, когда мы сказали Богу все, что собирались, надо добавить, как Христос в саду Гефсиманском: Впрочем, не как Я хочу, но как Ты (Мф. 26: 39). С такой же настроенностью мы можем прибегать и к предстательству святых: мы приносим им свои благие намерения, но предоставляем им самим сформулировать наши желания в соответствии с волей Божией, которая им ведома.

Просите и дано будет вам (Мф. 7: 7). Слова эти – камень преткновения для христианского сознания; мы не можем ни принять их, ни отвергнуть. Отвергнуть их значило бы отказаться от бесконечной Божией доброты, но мы еще не в достаточной мере христиане для того, чтобы их принять. Мы знаем, что отец не подаст камня вместо хлеба (Мф. 7: 9), но на самих себя не смотрим как на детей, которые не сознают своих подлинных нужд и не знают, что для них хорошо, а что плохо. Между тем именно в этом заключается объяснение, почему столько молитв остается без ответа. Его можно найти также в словах святого Иоанна Златоустого: “Не огорчайся, если не получаешь сразу того, о чем просишь: Бог хочет даровать тебе большее благо через твое постоянство в молитве”.

“Может быть, молчание Бога – это всего лишь трагический аспект нашей собственной глухоты?”[5]

Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного (Мф. 18: 19). Это утверждение иногда используют как камень, которым бросают в христиан, потому что очень часто несколько человек усердно молятся вместе о чем-то и все же не получают просимого. Но возражения рушатся, как только мы поймем, что это “вместе” было чисто земным, согласие – простой коалицией, а не единством, и вера в то, что Бог может сделать все, что захочет, понималась так, как понимали это друзья, утешавшие Иова.

Кажущаяся неправда слов все, чего ни попросите в молитве с верою, получите (Мф. 21: 22) находит ответ в гефсиманской молитве Христа, а также отчасти у апостола Павла (Евр. 11: 36-40): Другие испытали поругания и побои, а также узы и темницу. Были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли. И все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного, потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее, дабы они не без нас достигли совершенства.

Без сомнения, во всех этих обстоятельствах эти люди очень много молились, – молились, быть может, не об избавлении, ибо они готовы были жизнь свою положить за Бога, но о помощи; и все же им не было дано всего, чего они могли ожидать. Когда Бог видит, что у нас достаточно веры, чтобы выдержать Его молчание или чтобы принять муки – нравственные или физические – для большей полноты свершения Его Царствия, Он может молчать, и ответ на молитву будет дан лишь в конце концов, но совершенно иначе, чем мы этого ожидали.

Апостол Павел говорит (Евр. 5: 7), что молитва Христа в Гефсиманском саду была услышана и Бог воздвиг Его из мертвых. Он говорит здесь не о непосредственном ответе Бога, Который мог бы пронести чашу мимо, о чем и молил Христос, но о том, что Бог дал Христу силу принять Его волю, пострадать, совершить дело Свое, и именно абсолютность Его веры дала возможность Богу сказать “нет”. Но эта же абсолютность веры Христа сделала возможным, что мир был спасен.

Многие из наших молитв – молитвы просительные, и люди склонны думать, что прошение – это низшая степень молитвы; затем следует благодарение, затем славословие. На самом же деле как раз благодарность и хвала – выражение менее глубоких взаимоотношений. На нашем уровне полуверы легче возносить славословия или благодарить Бога, чем доверять Ему настолько, чтобы просить Его о чем-то с верой. Даже люди полуверующие могут обратиться к Богу с благодарностью, когда случится что-то для них приятное; и бывают такие минуты приподнятости, когда каждый способен петь Богу. Но гораздо труднее иметь такую нераздельную веру, чтобы просить Бога всем сердцем и всем помышлением с полным доверием. Не надо смотреть пренебрежительно на просительные молитвы, потому что способность приносить их – это испытание реальности нашей веры.

Когда мать сыновей Зеведеевых пришла просить Христа два лучших места в раю для своих сыновей, она пришла с полной верой, что Господь может дать то, о чем она просит; но она думала, что Христос властен исполнить ее просьбу просто по праву хозяина поступать, как Он захочет, а это не соответствовало Его учению: Суд Мой праведен, ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца (Ин. 5: 30). Мать сыновей Зеведеевых ожидала, что Господь по Своему произволу исполнит ее желание, окажет ей особую милость потому, что она первая пришла просить об этом. Отказ Христа подчеркнул, что то, о чем мать просила, было бы положением, обусловленным гордостью, тогда как все Царство основано на смирении. Молитва матери определялась ветхозаветным отношением к пришествию Мессии.