Если мать видит, что ребенок падает, она не раздумывая бросается ему на помощь. Масса людей катится в пропасть, не встречая никакого препятствия. Как это сопоставить с любовью Бога к людям?

У нас всех, верующих сознательно или бессознательно, есть искушение принимать все библейское за точное описание действительности, то есть считать, что Бог слишком человеческий, слишком человекоподобный, и мы начинаем представлять себе Его в виде космического попечителя, который должен дергать за ниточки каждого человека и определять его судьбу. Я думаю, что мир, над которым непрестанно, подобно стражу-птице из одного фантастического романа, летал бы ангел и следил за каждым, ударял бы по рукам тех, кто делает не то, осыпал бы розами тех, кто делает то, что надо, этот мир породил бы не людей, а роботов, совершенно несамостоятельных и не имеющих подлинного личностного выбора в жизни. В одном из мест Ветхого Завета – и Новый Завет это полностью подтверждает – Господь говорит: “Мои мысли – это не ваши мысли; как небо далеко от земли, так Мои мысли далеки от ваших мыслей. Я Бог, а не человек”. Если Он явился человеку через Человека, то это не значит, что тайны Его Промысла мы должны моделировать по образцу, скажем, какого-то полицейского участка, уголовного кодекса или кукольного театра. Это недопустимо. Когда мы говорим о Божией любви, да, она существует, она проявляется, ею держится мир, но она иная, чем простая непосредственная любовь матери. Нельзя думать, что здесь есть точные и адекватные соответствия. Запрет Библии изображать Бога не случаен, он есть напоминание людям, что Бог – это не человек, совсем не человек. Если в нас есть образ и подобие Его, то это вовсе не значит, что мы можем Его представлять и изображать человеком. И последнее, в отношении того, что в мире происходят какие-то бедствия. Зачем бы тогда Бог через пророков и через Самого Христа говорил, что перед нами два пути: добра и зла. Если вы пойдете по пути зла, вы пожнете зло. Раз это сказано, значит, за человеком сохраняется свобода. Если бы человек не имел возможности пойти направо или налево, если бы он не имел возможности реализовать себя через какую-то деятельность, если бы он не имел возможности повернуться к истине спиной и поставить свою волю выше Божественной, если бы человек не имел такого шанса, то он не был бы образ и подобие Божие, а был бы механическим человеком, совсем не тем, чем мы бы хотели быть.

Каковы были критерии отбора Евангелий в канон?

У нас нет точных указаний. В древних текстах обычно говорилось, что отбирали то, что подлинно апостольское. Но ведь это же были не автографы. Значит, дух, понимаете? Это было чудо приятия по духу. Настоящие Евангелия соответствовали духу, который жил в Церкви вопреки всем искажениям и извращениям. Евангелие – это не поиски истины, совсем не философия и не полет интеллекта. Это Слово Божие, обращенное к нам так, чтобы его понял и мудрец, и дитя. И никому из учеников не было сказано ничего такого, что было бы только их достоянием, а на остальных не распространялось. Естественно, люди одного уровня могли понять, другие – не могли. Лев Толстой, когда читал Евангелие, подчеркивал то, что ему понятно, потом выписал все это – получилось новое “Евангелие” – Льва Толстого. Но лучше ли оно было, чем старое? Я не уверен. Когда читаешь вот это “Евангелие” Льва Толстого, то видишь, как много безнадежно пропало. Хотя ведь это создавал мастер, гений прозы! И у него пропало. А эти, в общем не книжные, простые люди, которые писали Евангелия, ведь мы же не скажем, что они по своей гениальности равны Толстому, но вот у них получилось, потому что Евангелие имеет бесконечную глубину. Сколько бы его ни читать, оно открывает нам все больше и больше и все новые горизонты. Это тайна, совсем не связанная с гениальностью авторов, а это совершенно особый дар, который мы называем боговдохновенностью. Не просто вдохновение, которое, конечно, присутствует в любом случае, а дар от Бога, особая боговдохновенность.

ИСТОРИЯ И ЖИЗНЬ ЦЕРКВИ

Экклезия – Церковь – это то, что глубоко связано с Евангелием. Один человек, прочтя Евангелие, спросил меня: “Бог явился во Христе, учение Христа чудесно, но какое это имеет отношение к Церкви? В ней было столько злого, столько порочного, столько жестокого на протяжении столетий, особенно в Средние века”. Я мог ему ответить только одно: подумай, сказал я, что это все-таки Его Церковь, Он ее создал, это была Его воля и Его волей остается. Но Христос создал ее не из избранников, каких-то суперменов, сверхлюдей, а Он создал ее из людей обыкновенных. Его двенадцать апостолов – основатели нового народа, потому что древний Израиль происходил от двенадцати патриархов, а это Новый Израиль – всемирная Церковь.

Двенадцать апостолов – кто они были? Они были простыми людьми, они ссорились между собой, у них проявлялись и ревность, и соперничество, они проявляли малодушие, страх. Мы спросим: почему же это так? Почему Господь избрал таких людей? Это ради нас с вами, чтобы мы не думали, что Он собрал людей исключительной мудрости и силы. Нет, обычных людей.

Он видел, Он знал, что общение, которое Он создал в Церкви, – трудное, что люди будут между собой сталкиваться и ссориться, у них будут сложные отношения. И Он шел на это, потому что Его воля заключается не в том, чтобы каждый спасался в одиночку, а в том, чтобы мы жили и спасались вместе. Это трудно, но это Его воля, это Его Церковь.

Между реальным историческим проявлением Церкви в ее человеческом естестве и ее духовной сущностью, конечно, дистанция огромная. Христос основал ядро Церкви и дал ей жизнь через Духа Божия, а дальше – это уже вопрос, обращенный к людям: как они реализуют эту общность? И как это происходило, мы видим из истории Церкви. Она делится на историю внешнюю, полную катастроф, соблазнов, зла, и – внутреннюю.

Иные люди мне говорили: “Сколько в Ветхом Завете убийств и преступлений!” Так это жизнь наша такая, и история Церкви не более благополучна, чем жизнь людей. В бурях Ветхого Завета не было подлинной истории Церкви – это история тех, кто пошел за Христом, это история святых, это история реализации на земле евангельского идеала. Оглядывая историю Церкви, мы видим, как в ней реализуется внешнее, и часто изменяющее духу Евангелия, и реализуется подлинное.