Так вот, если мир — это творение Божие, то явившийся в мир Иисус Христос — это не Божие творение, а Он родился от Бога, родился в глубинном, мистическом, таинственном, Божественном смысле.

В Библии, как вообще в восточных языках, слово «сын» обозначает «причастный», непосредственно причастный. Человек, который внушал надежду, назывался сыном надежды;. человек, исполненный греха и зла, назывался сыном погибели; гости на брачном пире назывались сынами брачного чертога; ученик пророка, сам пророк, назывался сыном пророческим. То есть понятие «сын» обозначало не просто рождение по плоти, а духовную, внутреннюю причастность.

И когда Евангелие от Марка, самое древнее, как полагают историки, говорит о Иисусе Христе Сыне Божием — оно говорит нам тайну великую, что этот земной человек, который разделил с нами рождение и смерть, страдание и усталость, голод и сострадание, радость и печаль. Он одновременно принадлежит миру Божественному, Он не сотворен, а Он рожден от Высшего. «Я и Отец одно», — говорит Он, и это не просто как бы одно из излияний от Бога, а это нечто уникальное в своем роде. Поэтому — «Иисуса Христа Сына Божия Единородного», «Единородного, иже от Отца рожденного прежде всех век».

Это означает, что Его рождение не есть событие во времени, что вот когда–то Его не было, и когда–то Он возник. «Прежде всех век», то есть тогда, когда не было времени, тогда, когда вот эти слова «до» и «после» не имели смысла, — рождение происходит вечно, вне времени.

Конечно, это величайшая тайна, но тайна, связанная с тем, как я уже говорил, что Бог есть любовь. Но не просто любовь к кому–то — хотя бы к своему творению, — а Он есть сама любовь, реализующая себя внутри. Для того, чтобы почувствовать тайну Божественной любви, вспомните икону Андрея Рублева «Троица»: Трое сидят за столом и ведут молчаливую беседу, единство связывает их — Они трое, но Они одновременно одно.

Как сокровенный, как непостижимый, как безусловный и абсолютный, Бог не может быть назван ничем: ни творцом, ни создателем, ни разумом — ничем, потому что все в Нем в глубине скрыто и превосходит нашу мысль. Но в тот момент, когда Творец создает мир. Он выходит из своего тайного для нас бытия, Он становится Богом–действием, Богом–Словом. «В молчании произносит Бог Свое Слово», — говорит один из средневековых мистиков.

Слово Божие в Библии обозначает одновременно действие Божие. «Логос» означает и разум, и смысл, и деяние одновременно. Когда Бог действует, действует Его слово, Его второе «Я», второе Божественное «Я». И оно уже постижимо для нас в большей степени, потому что второе «Я» Бога — это и Творец, это и Любовь, это и многое другое. Поэтому, когда творит Сущий, Он творит через Свое Слово, поэтому сказано: «В начале было Слово». Это начало не во времени — и «Слово было у Бога, и Бог был Словом, и все через Него создано», — говорит апостол Иоанн, и Символ Веры повторяет: «Им же вся быша», то есть через Него все стало существовать. Когда Логос в мировом сверхбытии рождается вечно, через Него все остальное возможно в мире.

Составители Символа Веры, зная, что для многих людей казалось более понятным, рассудочно более объяснимым представление о том, что было время, когда не было Логоса Божия, Отцы Церкви подчеркнули, что Он — единосущный Отцу. Это не другой бог, это не низшее по отношению к Творцу существо, а это тот же Бог — Единый по существу, и это постигается через символы, через образы. Недаром Гегель говорил, что Символ Веры наш изложен не в умозрительной, не в теоретической, не в отвлеченной форме.

«Света от света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, не сотворенна, единосущна Отцу». В чем заключается смысл этого образа? Когда горит костер и любой другой огонь, и мы зажигаем от него другой огонь, они принадлежат одному огню. Но тот не убывает, и этот загорается, — вот что означает «свет от света». И оба костра, когда один зажжен от другого, представляют собой одну огненную природу.

Точно так и рожденное в недрах сверхбытия Слово принадлежит природе Бога. Это очень трудно было понять людям, и на протяжении нескольких столетий возникали учения, которые пытались это как–то изменить, и долгая борьба, которая велась вокруг Вселенских Соборов, показывает, насколько это действительно трудно вмещалось в людей.

Не вмещалась и вторая тайна Христа: что Он не только Божественное начало, но Он и человеческое. Вот последовательно идущие отступления от христианской веры. Арианство. Собор был созван в 325 году в борьбе с Арием, учителем Александрийским. Он говорил, что Логос когда–то не существовал.

Потом возникает учение о том, что Христос был человеком, на которого просто сошел дух Божий, — тем самым Бог и человек разделялись во Христе. Так думали люди — которые группировались вокруг константинопольского патриарха Нестерия. Впрочем, может быть, сам Нестерий не очень был в этом повинен, но дело не в этом. Так и называлось, нестерианское учение.

А потом иные люди, чтившие Христа высоко, отодвинули Его человеческую природу, сказав, что в Нем была только одна природа Божественная, а человеческое в Нем, это что–то такое второстепенное, маловажное. Между тем, для Церкви это было не маловажно. Это центрально, что Он — один из нас. Он не призрак. Он не какое–то видение Божественное, и Священное Писание это подтверждает, что, да. Он был подлинным человеком и подлинным Богом остается перед нами.

И, наконец, после этого учения, отвергнутого на Вселенском Соборе, возникает более тонкое учение, монофилитское. Греческие богословы пытаются доказать, что, да, Христос был человеком и Он является истинным Богом, но воля–то у Него была одна, одна воля, — Божественная. Но как же это понимать? Разве Он не молился в Гефсиманском саду перед смертью, разве Он не молился Отцу: «Да минует Меня эта чаша»? Значит, Его человеческая воля сопротивлялась тому, на что Он шел, и была борьба внутри, значит, нельзя считать, что у Него была одна только, Божественная, воля.