М. ЧЕРНЫШ: Вы знаете, тот же Вебер, — мы все время обращаемся к нему, хотя, в принципе, как раз в начале 20–го века велась активная дискуссия о генезисе капитализма. Речь шла именно о рождении капитализма. Вот конкурировали между собой разные идеи, и победила идея наиболее производительная, продуктивная — идея производства, расширенного производства. И эта идея, наверное, наилучшим образом воплощалась в кальвинистской этике расширенного производства поиска спасения. Но ведь капитализм уже развился сейчас, капитализм уже представляет собой самостоятельную систему ценностей, и, к примеру, те же самые японцы — ну какая там протестантская этика? Там нет протестантской этики, и, тем не менее, их капитализм вполне успешен. Сейчас мы видим, как капитализм развивается в самых разных странах, самых разных обществах, и для этого не обязательно в этой стране, в этом обществе, иметь протестантскую этику, рождать ее заново — она уже рождена.

А. ЧЕРКИЗОВ: Алексей Лукич задает любопытный вопрос по пейджеру:"Если многих коммерсантов не останавливают заповеди, прописанные в уголовном, административном и налоговом кодексах, то могут ли что‑нибудь изменить религиозные установления, этические правила, принятые той или другой конфессией?"

Г. ЧИСТЯКОВ: Я думаю так, что"религиозные установления", если цитировать вопрос, они ничего не могут изменить. Но личная религиозность человека, его личное обращение действительно может изменить очень многое, то есть, конечно, если неверующему человеку скажут со стороны, что ты должен поступать таким образом, а не как‑то по другому, то вряд ли он послушается священника, если он не слушается закона. Да и сам Иисус в Евангелии об этом говорит:"У них есть Моисей и пророки, пусть они их слушают. А если они их не слушают, то если кто воскреснет из мертвых — они тоже этому не поверят", — это касается человека, которого не задело христианство, не задела вера в Бога, не задела вера в Иисуса лично. Поэтому мне кажется, что вызвать к христианству, взывать к каким‑то заповедям, принципам, установлениям и так далее абсолютно бесполезно, если в жизни человека не произошло что‑то такое очень личное, что сделало его учеником Иисусовым.

А. ЧЕРКИЗОВ: Я должен ответить Борису, который пишет:"Отнюдь немалая часть людей, живущих в России, не исповедует христианство — почему же все замыкается на христианских заповедях?". Упаси Бог, ничего не замыкается на христианских заповедях. Я говорю сегодня о христианстве только потому, что Великий русский национальный собор, который был благословлен патриархом, христианином Алексием Вторым. И это чисто информационный повод. Я, например, знаю, что в странах чистого ислама существует очень важное понятие, что бизнес должен соответствовать исламу и закону Шариата, и там, например, банки не дают деньги в рост, — там нет банковских процентов. Поэтому будет такой сюжет будем говорить на эту тему. Примут какое‑то решение иудеи, будем говорить об этом. Но сегодня мы говорим о христианстве. И у меня вопрос к гостям — ну хорошо, я верующий человек, христианин, предположим, я православный, а не католик, и для меня слово, сказанное патриархом, имеет высшую значимость после Евангелия. Но дальше у меня возникает вопрос — высшие чиновники русской Православной церкви, которые меня сегодня учат бизнесу, в середине 90–х годов зарабатывали деньги на табаке и алкоголе — это всем известно. Как после этого верить? Никто не каялся, никто свой вины не признал всерьез, — даже митрополит Кирилл не признал, — который отвечал за это хозяйство. И спрашивается, — вот эти люди меня, бизнесмена, хотят учить? Предположим, что я не журналист, не олигарх, а человек с мелким бизнесом. Я знаю, на чем зарабатывали в 90–е годы деньги высшие чиновники, высшие иерархи русской Православной церкви. И что мне делать в этой связи, о. Георгий, дайте совет?

Г. ЧИСТЯКОВ: Я, в общем, конечно, слышал из газет про разного рода такие скандалы, но ничего конкретного о них не знаю. Но меня смущает другое: в этом Соборе принимали активное участие такие люди, как Г. Зюганов, С. Глазьев, генерал Варенников. Всё‑таки для меня православие — это не эти люди. Для меня православие это покойныймитрополит Антоний, который скончался в Лондоне в августе минувшего года действительно, великий проповедник, великий аскет, человек, у которого по–настоящему ничего не было, который, будучи митрополитом и иерархом нашей Церкви, жил в сторожке при своем соборе, потому что у него не было ни квартиры, ни машины, ничего другого.

И более того, — он ел только то, что ему приносили, он ничего не покупал, а приносили ему, как правило, самые простые вещи, потому что он жил не в России, где принято о священниках заботиться, а в Англии, где как‑то на это смотрят совсем по другому.

Для меня голос митрополита Антония - да, это голос православия; голос покойного отца Александра Меня, моего действительно учителя и наставника (я попал к митрополиту Антонию уже после того, как был убит о. Александр) - вот это для меня голос православия. К их авторитетному голосу я их прислушивался и прислушиваюсь, их мнение для меня дорого, и, в общем, они меня и учили, что такое быть христианином и что такое быть православным человеком. Но не голос Зюганова, Варенникова или кого‑то еще.

А. ЧЕРКИЗОВ: А как принимать этический кодекс, который сделан людьми, не брезговавшими в свое время торговать алкоголем и табаком?