Апостол ведь, когда говорит в своем выражении: «несть власть, аще не от Бога», употребляет слово «arch». А «arch» — это власть, когда она есть начало разумного управления. Он мог, говоря о власти в русском смысле этого слова, употребить какое‑нибудь другое греческое, например, «dunamis» — сила, — он ведь не его употребляет. Или «kratos» — могущество — тоже применительно к государству употреблялось такое слово. Нет, он говорит — не «dunamis», он говорит: «arch», имея в виду, что власть — тогда власть, когда она разумна: вот тогда она от Бога.

А может быть банда разбойников, которая захватила верховенство в государстве. Тогда говорить, что такая банда тоже освящена, что её деятельность освящена Богом, — абсолютно недопустимо. Если мы вернемся к тексту Послания к Римлянам, то дальше там говорится: «Власти же, которые есть…» — и вот эта вот частичка «de» греческая — «же» по–русски — она указывает на то, что таким образом могут быть какие‑то государственные структуры, которые не от Бога: «Власти же, которые есть сейчас…» — они от Бога установлены. Иными словами, Апостол показывает, что языческая римская империя — государственная система не христианская, но основанная на праве, — а римская империя основана на римском праве — она установлена от Бога. Таким образом, Апостол нам показывает, в общем, какую мы должны искать государственность — государственность, которая основывается на праве, а не на каких‑то идеологемах. Не государственность восточного типа, а государственность, которая сегодня называется демократической.

Но если мы от этой проблемы перейдем к другой и вспомним, выступая за демократию, выступая за ту государственную систему, которая даёт возможность нам свободно исповедовать нашу веру, свободно учить вере детей, свободно проповедовать, издавать Слово Божие, говорить о Боге, издавать другие книги, которые мы почему‑то считаем нужным издавать, — вспомним, что у этой системы очень много противников, — и, конечно, нам очень трудно относиться к ним хорошо. Мы их считаем, если не врагами, то, во всяком случае, людьми, взгляды которых для нас неприемлемы, людьми, которые, с нашей точки зрения, у власти находиться не должны. Если бы они не находились у власти, если бы они были от власти отстранены, то мы б, наверное, научились: с легкостью их жалели, им сострадали и сумели бы выполнить ту заповедь, которую нам дает Христос, говоря: «Любите враги ваша».

— Но, простите, отец Георгий, если мы можем говорить, что советская власть была властью фальшивой, — это была, собственно говоря, не власть…

— Да, это была именно не arch, а dunamis.

— Слову «власть» нет другого какого‑то слова…

— По–русски — только одно слово: «власть», а по–гречески их много, разных слов.

— Здесь нет эквивалента, который выразил бы значение: «неправедная власть».

— В русском языке нету такого слова, потому что на Руси не было правового сознания. У греков, у римлян оно было, и поэтому у них разные термины обозначают власть законную и власть захваченную, власть незаконную. Мы вынуждены к слову «власть» прибавлять разные эпитеты.

— Ну да: это была тирания. В конце концов, в русский язык это слово вошло. Но…

— Да. Апостол же не говорит, что turannis (тирания) или dunamis (сила) — от Бога. Он говорит: от Бога — arch. А arch — это власть разумная, власть законная.

— Но, отец Георгий, вот эта власть, нынешняя, в которой участвуют, и довольно заметно, я бы сказал так: если не вполне безбожники, то люди, которые безбожно действуют, — это вчерашние и сегодняшние коммунисты, — эта власть ведь легитимна, в отличие от советской власти! Ведь мы же их избрали, — ну, не я лично, и не вы, — но ведь народ‑то их избрал. А их оппонентов называет «дерьмократами». И почему? Откуда вот это вот все?

— На самом деле эта власть, конечно, полу–легитимна, потому что она в большинстве случаев избрала сама себя — поскольку в провинции, как правило, избирательная кампания организовывалась с жестким указанием всем избирателям голосовать за того, кто уже у власти. Они, эти будущие губернаторы, будущие депутаты и так далее, они прямо говорили о том, что если вы за меня не проголосуете, то мы не будем вам давать электричества, воды, мы не будем вас кормить — и все прочее. То есть, люди, с одной стороны, были вынуждены, запуганные, голосовать за них; кроме того, эта власть, — сегодняшний состав Государственной Думы, в частности, — на волне недовольства шоковой терапией была избрана в Думу.

И, кроме того, в ходе избирательной кампании они — коммунисты — пользовались той идеологической машиной оболванивания людей, которая до этого безотказно действовала семьдесят лет. Одна наша прихожанка в деревне, где у нее домик, спросила у своей соседки: «За кого ты голосовала?» Она говорит: «Ну, как?.. Вот — за бывшего первого секретаря.» Тогда говорит эта женщина: «Но ведь он же мерзавец!» Старушка ей отвечает: «Да, мерзавец, но ведь он же — первый…» Значит, она, эта женщина — старая, пожилая, честная, добрая, и так далее, — она просто не представляла себе, что она может проголосовать иначе, если этот человек представляет власть, хотя и знала прекрасно, значительно лучше своей московской соседки, что это негодяй и мерзавец, который ее району ничего хорошего не сделал. Значит, люди голосовали за коммунистов, потому что была задействована идеологическая машина, — очень в большой степени.