Архиепископ Филарет так представляет происхождение этого мнения: «Фома Аквинский, не умея понять полноту заслуги Христовой, расширял пределы Ансельмовой теории и говорил, что Сын Божий принес удовлетворение преизбыточествующее…

Из мысли Аквинского схоластики вывели заключение о сокровищнице дел преизбыточных, о различии заповедей и советов евангельских, об индульгенциях… Невежество и страсти освятили темное суеверие»[66].

Истолкование митрополита Макария отнюдь не было общепринятым ко времени издания богословия архиепископа Филарета.

Отличия этих систем были отмечены современниками, но, к сожалению, не в пользу обоих авторов[67].

Но едва ли приведенные выше доводы теоретического и практического разума удовлетворяли самого архиепископа Филарета, человека молитвенной настроенности и духовной жизни. Коррективом к его системе, в отношении понимания догмата искупления, можно считать его «Беседы о страданиях Господа нашего Иисуса Христа»[68], где уже нет подобных доводов и само настроение их совсем иное: «Что подвигнуло Отца Небесного пожертвовать Сыном Своим для людей, если не любовь к людям грешным? Так, Крест — проповедник любви Божественной, благости непостижимой… Чего надлежало ожидать от Мессии? Спасения людей? Оно совершено. Тайны Царствия Божия возвещены людям; закон любви открыт и уяснен; путь самоотвержения показан в слове и жизни. Божество открыто людям, как никто в мире не мог открывать Его, кроме Сына Божия»[69].

3. ИЗЛОЖЕНИЕ ДОГМАТА ИСКУПЛЕНИЯ В СИСТЕМЕ ЕПИСКОПА СИЛЬВЕСТРА (МАЛЕВАНСКОГО)

Последняя система догматики, появившаяся в России в XIX веке, — «Опыт православного догматического богословия» (с историческим изложением догматов) (Киев, 1878—1891) епископа Сильвестра (Малеванского) — значительно больше отличается от системы митрополита Макария, чем система архиепископа Филарета (Гумилевского).

Различие это в отношении метода изложения догматических истин и в самом содержании понятия о догмате не осталось неотмеченным в русской богословской науке[70].

Изложение догматов у митрополита Макария строго соответствует заранее определенной схеме: точная формулировка догмата, доказательства из Священного Писания и Предания, затем (не всегда) «соображения здравого разума» и замечания об истории догмата и, наконец, нравственное приложение догмата[71]. Это, может быть, «дидактически весьма пригодное руководство» (проф. Введенский), но при этом совершенно теряется из вида постепенность усвоения откровенной истины церковным сознанием.

У епископа Сильвестра «историко–генетическое исследование догматов» (проф. М. Скабалланович) построено иначе: сперва излагается сущность догматического учения, потом в хронологической последовательности[72] понимание, или истолкование, этой истины в сознании Церкви (у святых отцов и учителей), затем окончательная формулировка его Церковью и последующие попытки истолкования.

Для митрополита Макария догматы — «непререкаемые и неизменные правила спасительной веры», а законообязательные они потому, что «открыты Самим Богом». Церковь «отлучала от себя и, следовательно, от участия в вечном спасении людей, которые осмеливались отвергать или искажать ее догматы»[73].

В системе епископа Сильвестра, помимо внешнего авторитета («догматы Божественны, и потому непререкаемы и непреложны»), они являются «истинным светом, просвещающим темные его (человека) глубины, и новым жизненным началом, вносящим в его природу новую истинную жизнь для передачи ее всему духовному существу человеческому». Ибо «истины веры по отношению к духовно–религиозной жизни… внутреннейшие и сокровеннейшие разумные основы, на которых она созидается». Поэтому отвергающий догматы не только погрешает против авторитета Церкви, но и «налагает руки на свою собственную духовную жизнь». И Церковь не столько карает его, отлучая за преступление «от участия в вечном спасении», сколько свидетельствует о его отпадении от истинной жизни, охраняя самое существо религиозной и нравственной жизни своих членов[74].

«Жизненность» системы епископа Сильвестра произвела глубокое впечатление. Она явилась «крупным шагом вперед» по сравнению с системой митрополита Макария (проф. А. Введенский) и «до сих пор не превзойдена» (проф. М. Скабалланович).