Беда начинается тогда, когда культ из явления вторично­го, вспомогательного становится первостепенным. При этом самое страшное заключается в том, что сохраняется вся «православная» видимость религии, остаётся впечатление её полной истинности, в то время, как главное в ней: духовная и нравственная чистота человека — уходят в тень, забываются. В результате, за фасадом «православного» культа растёт откровенное язычество со всеми его негативными атрибутами: гордостью, лицемерием, погоней за благами мира сего... Это приводит религию к вырождению и смерти. Так погибли ис­тинная ветхозаветная религия, православная Римская цер­ковь, такова судьба всех церквей, которые, став на этот путь, не обратятся вовремя. Поэтому, когда Господь говорит: «Создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её» (Мф. 16, 18), то эти слова относятся не к какой-либо из Поместных церк­вей: Русской, Константинопольской и т. д., но к Вселенской. И ни одна из Поместных Православных церквей не гаранти­рована от уклонения.

Теперь, когда мы называем Православие непреходя­щей ценностью России, то это верно. Но, к сожалению, современным человеком такое понимание в очень боль­шой степени утеряно. То Православие, которое мы имеем и наблюдаем, далеко не достигает полноты и чистоты своего идеала. Поэтому сейчас для нашего верующего на­рода и всей общественности задачей первостепенной важ­ности является терпеливый, целенаправленный труд по изучению Православия; истин его веры (а не многочис­ленных верований, тем более, суеверий), его Священного Предания (а не бесконечных преданий, часто неизвестно откуда пришедших), его соборных канонов и святоотеческих правил христианской жизни (а не самочинных «творе­ний») и т. д.

Что случилось у нас? Самое тяжёлое — то, что мы, хотя много медленнее, чем западное христианство, так сказать, в арьергарде, но увы, идём по тому же ветхозаветному пути подмены формой, культом, обычаями великой христианской цели — чистоты сердца человека, его богоподобия. Об этом, например, ярко писал в своём замечательном письме-статье «О характере просвещения Европы и о его отношении к про­свещению России» И.В. Киреевский. Вот небольшой отры­вок из него.«Что касается, — пишет он, — моего личного мнения, то я думаю, что особенность России заключается в самой полноте и чистоте того выражения, которое христиан­ское учение получило в ней, — во всём объёме её обществен­ного и частного быта. В этом состояла главная сила её обра­зованности, но в этом же таилась и главная опасность для её развития. Чистота выражения так сливалась с выражаемым духом, что человеку легко было смешать их значительность, и наружную форму уважать наравне с её внутренним смыслом... В XVI веке, действительно, видим мы, уважение к форме уже во многом преобладает над уважением духа. Мо­жет быть, начало этого неравновесия должно искать ещё и прежде, но в XVI веке оно уже становится видимым... В то же время в монастырях, сохранявших своё наружное благоле­пие, замечался некоторый упадок в строгости жизни...

Таким образом уважение к преданию, которым стояла Россия, нечувствительно для неё самой перешло в уважение более наружных форм его, чем его оживляющего духа. Отту­да произошла та односторонность в русской образованно­сти, которой резким последствием был Иоанн Грозный и ко­торая через век после была причиною расколов и потом сво­ею ограниченностью должна была в некоторой части мыс­лящих людей произвести противоположную себе, другую односторонность: стремление к формам чужим и чужому духу».

Всё это, по мысли Киреевского, нарушив духовную цело­стность нашего Православия, нанесло непоправимый ущерб всем сторонам жизни Руси.

К мнению Киреевского нельзя не прислушаться, посколь­ку многие из его идей были навеяны духовным влиянием оптинского старца Макария. В частности, заслуживают вни­мания последние его слова.

Почему Запад всё больше порабощает Россию? Потому, что оскудел в нас дух православный, и мы стали «стремиться к чужому духу», духовно озападниваться. «Где будет труп, там соберутся орлы» (Мф. 24, 28). И если сейчас над нами этих «орлов» в избытке, то не пора ли задуматься, что это значит? Какой духовностью живём мы?

Что такое духовность? Если попытаться дать общее её определение, то духовность можно выразить как то состоя­ние человека, общества и т. д., которое определяется высшей, конечной целью их стремлений, или, образно выражаясь, их богом, которому они поклоняются. В связи с таким понима­нием, можно указать на три основные типа духовности.

Один из них хорошо выражен библейскими словами: «их бог — чрево»; или: «сребролюбие есть идолослужение». В отличие от этой — животной (на церковном языке — плотской) «духовности», равнозначной бездуховности, дру­гой тип — душевный, связан с удовлетворением эстетических и интеллектуальных потребностей и соответствующим творчеством. И хотя эта духовность очень часто «выше» нрав­ственных категорий добра и зла и весьма ревностно служит богам честолюбия, гордости и мамоны, принося им в жертву все силы человеческие, в мире бесцерковном именно она, как правило, именуется духовностью.

Совершенно иное подразумевается под духовностью православной.

Ценно то, что вечно и чем личность может обладать веч­но. Такой единственной ценностью, по существу, является только Бог. И если смертью у человека отнимается всё, то не может быть отнят Бог-Дух, если человек причастен Ему. Из этого следует, что духовность есть соответствие, подобие Богу. Подобие в первую очередь в любви, поскольку Он есть Любовь, которая открылась через Жертву Креста Христо­ва — свидетельство, одновременно, величайшего самоуни­чижения, смирения Бога ради спасения человека. Духовность человека, следовательно, определяется «мерою» его богопо­добной, жертвенной любви (а не образования, интеллекту­ального, эстетического развития и т. д. — культуры в целом). Отсюда познаётся бытийный закон неразрывности любви и смирения. Нет любви там, где нет смирения, она в таком случае, по выражению свящ. Павла Флоренского, является не более как переодетым эгоизмом. Поэтому нет и духовно­сти без смирения.

Эта двуединая категория «любовь-смирение» является ос­новополагающей в понимании христианской духовности, но её осмысление в Православии имеет во многом принципиально иное содержание по сравнению с другими религиями и кон­фессиями (о чём сейчас нет возможности говорить). Она ох­ватывает и наполняет весь спектр и других свойств православной духовности.

Наш народ когда-то знал эту духовность, может быть, и сейчас остаётся некая интуиция её постижения. Но существо этого знания заключается в видении глубокого несовершен­ства человеческой природы, её духовной повреждённости, в видении того, что в богословии известно под именем так на­зываемого первородного греха. Может быть, стоит вспом­нить, что первородный грех есть то радикальное поврежде­ние человеческой природы, которое последовало в результа­те разрыва первого человека с источником жизни — Богом. Это повреждение разрушило цельность человека, расколов его на автономно водящие и часто противостоящие друг другу ум, сердце (орган чувств) и тело. Особенно заметно это противостояние между умом и желаниями, часто так и назы­ваемыми — неразумными.

Православие утверждает, что настоящее состояние чело­века ненормально и что без понимания этой сущностной ре­альности невозможна ни правильная духовность, ни верная ориентация в жизни. Напротив, если познание её переходит из сферы чисто рассудочной в цельное, умно-сердечное вос­приятие, оно становится залогом правильного отношения личности к смыслу жизни, к другому человеку, источником полноценной жизни и деятельности.