Во–вторых, разрешающий грехи пастырь должен знать, какие именно грехи он разрешает.

В–третьих, пастырь должен знать, что грехи кающегося не требуют временного недопущения до Евхаристии.

Ни одного из этих условий нет при общей исповеди — и потому общая исповедь не есть таинство.

Но вопрошают: как же быть верующим в тех храмах православных, где пастыри, вопреки уставу Церкви, самочинно вводят общую исповедь? Не вносится ли"разделение"борьбой с общей исповедью?

Было время, в IV веке, когда торговки на базаре спорили о Единосущии Богу Отцу — Сына Божия.

В наши дни вопросы церковной жизни также захватывают народ и стоят не только перед пастырями, но и перед мирянами. Если миряне не будут разбираться сами — будут приходы, где за пастырями им придётся идти в обновленчество. Так и вопрос об"общей исповеди".

Напоминать устав и требовать возвращения к нему уклонившихся — это вовсе не есть"разделение". И миряне могут, не боясь разделения, обращаться к пастырям своим с вопросом:

— По силе каких церковных оснований они допустили у себя, вопреки церковному правилу,"общую исповедь"?

Назад к уставу! — вот лозунг, который даёт нам борьба с современной ересью, и, руководясь им, мы должны объявить борьбу не только самой обновленческой ереси, но и духу её в современном православии.

Аминь.

27 августа 1925 г.

Успение Божией Матери

В церкви св. Панкратия за всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

День Успения Божией Матери, ныне празднуемый Православной Церковью, является днём величайшей печали и днём величайшей радости. Мы оплакиваем кончину Её и радуемся знамениям, сопровождавшим Её Успение. Так было и в тот день, когда Матерь Божия, оставляя землю, видела перед Собою опечаленных апостолов. Ибо Она утешала скорбь их словами:"Радуйтесь, ибо Я с вами во все дни".

Да и вся жизнь Богоматери была постоянным соединением неизречённой скорби и неизречённой радости.

Едва Младенец Господь Иисус Христос явился в мир, как сердцу Матери посылается тяжкое испытание: Его ищут убить. По повелению Ирода избиваются младенцы в надежде, что вместе с другими погибнет и Христос.

Едва достигает Он отроческих лет, как начинает сознавать своё призвание: в течение нескольких дней пребывания в храме оставляет исполненную тревоги Мать, чтобы в доме Отца Своего Небесного разъяснять слово Божие.

Не скорбело ли сердце Её тревогами Матери, когда Он вышел на путь общественного служения?

Что испытывала Она, следя за Его проповедью, за Его славными делами, видя и зная, что враги фарисеи злоумышляют против Него. А кто может описать, что пережила Она, когда Её Божественный Сын был схвачен в Гефсиманском саду? Ведь Она знала, Она следила за каждым днём, за каждым часом Его суда и у первосвященников, и у Пилата… Она видела, как издевались над Её Божественным Сыном. Ужели не видала Она, как плевали Ему в лицо, как били Его тростью, как глумились над Ним, надевая на Него багряницу и вместо короны — венец терновый. Она слышала эти крики:"Распни, распни!". Она видела, как распростёрли Его на кресте, и в уши Ей вонзились удары молота, когда гвоздями прибивали ко кресту Его Пречистое Тело. Видела Она и то, как поднимали этот крест с распятым на нём Её Сыном, Спасителем мира…