Факультет ненужных вещей
Смотряев посидел, подумал, похмурился и сказал:
– Ну ладно, давайте, что вы принесли?
– Да черт с ним! Пусть бежит от греха подальше, – сказал вдруг Суровцев от окна. – Он все ведь, кажется, на Север, в Сибирь все укатывает? Ну и скатертью дорога! Там люди занятые, им не до анонимок! Что, не так разве? – обернулся он к Смотряеву.
– Да, с одной стороны так, – недовольно поморщился он, – а с другой…
Но вы хоть последний раз поговорили с ним начистоту?
– Даже и на даче у него был.
– О! Так! Значит, и с дочкой познакомились?
– Дочка сейчас в Сочи.
– А, вот почему старик разгулялся, – засмеялся Смотряев, – понятно! По-нят-но! Ну вы, значит, пили и опять весь вечер проговорили о Господе Боге Иисусе Христе, иде же ни плача, ни воздыханий, так, что ли?
– О всяком мы говорили, – ответил Корнилов сухо, ему уж не терпелось скорее отвязаться. – О Севере он, например, рассказывал, как он там хирургом был, животы и пальцы резал.
– О! Вот это поп! А, Алеша? – весело обернулся Смотряев к Суровцеву. – Вот ведь образованные времена настали! А меня наш деревенский батюшка чуть не утопил. Не заткнул ноздри и р-раз головой в купель. Вытащил, а я уже пузыри пускаю. Бабка меня потом водкой оттирала.
– Наверно, поп-то того… – щелкнул себя по горлу Суровцев.
– Да уж, конечно, не без этого и поп, и отец крестный, и тетя, и дядя, вот и этот премудрый тоже, видать, пьяница хороший.
– Ну, тут я с тобой никак не соглашусь, – сказал Суровцев. – Он человек ученый! Академия! Вон какую диссертацию отгрохал.
– Значит, был Христос? – спросил вдруг в упор Смотряев Корнилова.
– Был! – ответил Корнилов.
– Прекрасно! Алексей Дмитриевич, – повернулся он к Суровцеву, – это дело надо кончать.
– Безусловно, – коротко кивнул Суровцев.
– Кончать, но смотри, что получается: вот в этой папке пять докладных, и все они кончаются на один манер: «В течение всего разговора никаких антисоветских высказываний не допускал». А что значит «не допускал»? Просто уходил от разговора? Может быть, потому и не допускал, что не доверял, понял, что его выспрашивают, – ведь и такой вопрос возможен.
– Законен, – вставил Суровцев.
– Да, даже законен. Ведь время сейчас того… острое. Так с чего мы должны верить, что этот поп, битый-перебитый, прошедший огонь, и воду, и медные трубы, и волчьи зубы, будет, на тебе пожалуйста! вывертываться наизнанку? Он ведь не дурак! Он знает, что теперь за длинный язык бывает. Вот поэтому он его и держит за зубами. Пить-то пьет, конечно, а ум не пропивает! Что, может возникнуть такое сомнение? Может, конечно, и что мы на него ответим?