Факультет ненужных вещей
– Понятно! Раз орут – значит, оргии. Но откуда же ночью дети? Или он и днем? И как же тогда директор?… «Когда однажды сын нашей сотрудницы попросил его прекратить эти безобразия, он обругал его нецензурно, задев его мать. Она с возмущением рассказала мне про это». А почему фамилии нет? Кто это такая?
– Да Смирнова же! Зоя Николаевна же она! – болезненно сморщился дед.
– А-а. (Ей сразу стало все ясно: в протоколе о Смирновой было записано: «отношения неприязненные».) Так почему они все ссорились? Из-за этих вот пьянок?
– Да нет. Она и в этом доме не живет. Из-за портретов. Ну висели у нас портреты тружеников полей. Зоя Николаевна и говорит: «Снять! Они год назад были труженики, а сейчас они, очень легко может быть, вредители. Берите лестницу и снимайте!» А он нет. «Вы что же, – говорит, – целому народу не доверяете? Нельзя так». Вот и поругались. Я тогда же все это рассказывал, только следователь записывать не стал.
– Ну а что же с мальчишкой было?
– А с мальчишкой этим при моих глазах было. Подбегает ее мальчишка к Зыбину, скосил глаза и спрашивает, свиненок: «Дядя Жо-ора, а что это к ва-ам всякие жен-щины хо-одят, а?» – Дед очень натурально и голосом, и глазами изобразил этого свиненка. – А Георгий-то Николаевич усмехнулся и говорит: «Скажи своей маме – женщины тоже люди, потому и ходят. Понял? Так точно и скажи».
– Понятно. «…Допускал в разговорах резкие выпады против Советской власти, рассказывал антисоветские анекдоты, клеветал на мероприятия партии и правительства». Было это?
Дед хмыкнул.
– Так было это, дедушка, или нет?
– Раз тут записано – значит, было.
Она строго поглядела на него.
– То есть как это «раз здесь написано»? Вы это бросьте. Здесь записано только то, что вы говорили. Так что давайте уж не будем.
Дед молчал. Она поднесла ему протокол.
– Ваша это подпись? Экспертизы не надо? Не отрекаетесь?
– Так точно, не надо, – вытянулся дед.
– А от того, что записано, тоже нет? Так вот, мы вам дадим очную ставку с Зыбиным, и вы это все ему повторите. – Старик пожал плечами и отвернулся. – Ну что вы опять? Не желаете очной ставки?
Старик усмехнулся.
– Ну ровно в гостях разговариваете. Ей-богу! «Желаете – не желаете». Да что я тут могу желать или не желать? Тут ничего моего нет, тут все ваше. Надо – давайте!
– А вы сами не хотите его увидеть?
– А что мне хотеть? Какая мне радость видеть арестанта? Зачем я ему нужен? Чтоб потопить его вернее? Так он и без меня не выплывет. Вон какие стены! Капитальное строительство! Мы такие только в монастырях клали! Тут она вдруг поняла, что, идя сюда, дед, наверно, пропустил малость и сейчас ему ударяет в голову. Она быстро подписала пропуск и сказала ласково: «Идемте, я вас провожу».
Дед неуклюже поднялся было с места, но что-то замешкался, что-то завозился, и тут она увидела, что на стуле стоит туго стянутый узел – красный платок в горошек.