– Если она будет в нашей компетенции, с большим удовольствием, – слегка пожал плечами замнаркома.

– У меня здесь, в комендатуре, остался мешок с продуктами, – сказал старик, – я привез их из лагеря. Я бы хотел попросить, нельзя ли передать моему соседу по камере.

– Ну, об этом, – слегка нахмурился зам, – надо будет говорить со следователем. Если он ничего не имеет…

– Узнаем, узнаем, поговорим, – засмеялся Штерн. – Я сам поговорю. Так разрешите вас познакомить. Моя племянница Тамара Георгиевна. Для нас с вами, стариков, просто Тамара. Наш молодой сотрудник. Недавно кончила институт по кафедре права. Да, и такие у нас теперь есть, Георгий Матвеевич! И такие!

Старик поклонился. Тамара протянула ему руку. Он дотронулся до нее холодными мягкими губами.

– Ну вот! – весело провозгласил Штерн. – Будьте здоровы, полковник. Пошли.

Старик вдруг взглянул на нее. И тут произошло что-то такое, что у нее было только однажды, когда она заболела малярией. Все словно вздрогнуло и расплылось. Словно кто-то играл ею – играл и смотрел с высоты, как это получается. Она чувствовала неправдоподобие всего, что происходит, как будто она участвовала в каком-то большом розыгрыше. Все казалось тонким, неверным, все дрожало и пульсировало, как какая-то радужная пленка, тюлевая занавеска или последний тревожный сон перед пробуждением. И казалось еще: стоит еще напрячься – эта тонюсенькая пленочка прорвется и проступит настоящее. Потом она только поняла, что это шалило сердце.

– Я буду вам по гроб жизни благодарен, – сказал почтительно старик, обращаясь к ней тоже, – если вы исполните мою нижайшую покорнейшую просьбу.

– Поможем, – сказала она, – мы поможем, конечно.

– Ну, как ваше самочувствие? – следовательница мельком взглянула на зека и снова наклонилась над бланком допроса.

Зыбин сидел на своем обычном стульчике у стены и смотрел на нее. Такие стульчики – плоские, низкие, узкие, все из одной дощечки – изготовлялись в каком-то лагере специально для нужд тюрьмы и следствия. Сидеть на них можно было только подобравшись или вытянувшись. Так он сидел, прямой и сухой, с обрезанными пуговицами, но все равно вид у него был молодецкий. Он даже ногу закинул за ногу и слегка покачивал ботинком без шнурков. «Ну подожди, подожди, герой», – подумала она и спросила:

– Так вы хорошо продумали все, о чем мы с вами говорили в прошлый раз?

– Ну конечно! – воскликнул он.

– Отлично! Работаем. – Она быстро заполнила бланк и положила ручку. – А под конец я вас порадую маленьким сюрпризом.

– Это от гражданина прокурора? – усмехнулся он. – Так зачем под конец – бейте уж сейчас. Наверно, довесок к старой статье – пил, гулял, нецензурно выражался, опошлял советскую действительность, что-нибудь из этой оперы, да?

– Ну, этого добра, по-моему, и без меня у вас хватает. Вот целый том. – Она погладила папку. – Нет, просто мне пришлось беседовать с вашим приятелем, дедом Середой. Очень он мне понравился.

– Дед – клад, – охотно согласился Зыбин. – Выделки, как он сам говорит, одна тысяча восемьсот семидесятого года. Так что кое с кем даже ровесничек! Так что он вам про меня показал?

– Ну, что показал, на это будет свое время. А передал он вам узел с апортом и лимонками. А с кем вы там пили, гуляли и нецензурно выражались – это меня, Георгий Николаевич, меньше всего интересует. Вот вы мне другое, пожалуйста, объясните. В день вашего ареста вы в семь часов утра вдруг отправляетесь на Или, там вас и забирают. В чем смысл вашей поездки? Что вам понадобилось на Или?

Он слегка пожал плечами.

– Да ничего особенного, – ответил он легким тоном, – поехал немного проветриться, покупаться, на солнышке поваляться.