Хотя в трудах по горло я

И d'inachevé[614] зияет бездна.

Но не изменится мой рок

И d'inachevé не станет делом,

Какую б я из всех дорог

Ни выбрал сердцем охладелым.

Любовный пыл совсем остыл,

Лишь в дружбе я ищу опоры,

А потому, о Михаил,

С тобой увидимся мы скоро.

Лето 1894

<Н. Я. Гроту и Л. М. Лопатину>

Редакторы и друзья!

Вас ругать намерен я.

Сказал мне Радлов, вам знакомый,

Что, духом новшества влекомый,

Ты, Грот, решил Сатурна бег

Ускорить, – дерзкий человек!

Но не удастся и вдвоем

Ноябрь вам сделать октябрем.

Я клянуся сей бумагой

И чернильницею сей:

Вам редакторской отвагой

Не смутить души моей.

Вдохновляемый Минервой,

Отошлю статью вам я

Лишь тогда, как ляжет первый

Снег на финские поля.

Съезжу санною дорогой

По озерам, по рекам,

И тогда на суд ваш строгий,

Лишь тогда статью отдам.

«На берегу пустынных» вод

Мне муза финская явилась:

Я только вежлив был — и вот

Злодейка тройней разродилась.

Иных покуда нет грехов,

Ничто страстей не возбуждает,

И тихий рой невинных снов

Прозрачный сумрак навевает.

Живу, с заботой незнаком,

Без утомленья и усилья,

Питаюсь только молоком,

Как Педро Гомец, «Лев Кастильи».

Годится ли, или негодно —

Кто для меня теперь решит?

Хоть Сайма очень многоводна,

Но про свое лишь говорит.

Кругом собаки, овцы, крысы —