Works in two volumes

Г р и г о р и й. Премудрости дело в том состоит, чтоб уразуметь то, в чем состоит счастие — вот правое крыло, а добродетель трудится сыскать. По сей причине она у эллинов и римлян мужеством и крепостию зовется — вот и левое. Без сих крыльев никоим образом нельзя выбраться п взлететь к благополучию. Премудрость — как остродальнозрительный орлпный глаз, а добродетель — как мужественные руки с легкими оленьими ногами. Сие божественное супружество живо изображено сею басенкою.

Яков. Ты из уст моих вырвал ее. Конечно, она о двух путниках — безногом и слепом  [326].

Григорий. Ты, конечно, в мысль мою попал.

Афанасий. Расскажи же пообстоятельнее.

Григорий. Путник, обходя разные земли и государства, лишился ног. Тут пришло ему на мысль возвратиться в дом к отцу своему, куда он, оппраясь руками, с превеликим трудом продолжал обратный путь свой. Наконец, доползшп до горы, с которой виден уже был ему и дом отца его, лишился совсем и рук. Отсель живое око его взирало с веселою жадностью через реки, леса, стремнины, через пирамидных гор верхушки на блистающий издали замок, который был домом отца его и всей миролюбивой семьи, конец и венец всех подорожных трудов. Но то беда, что наш Обсерватор ни рук, ни ног действительных не имеет, а только мучится, как евангельский богач, смотря на Лазаря [327].

Между тем, осмотрясь назад, увидел нечаянно чудное и бедственное зрелище: бредет слепец, прислушивается, ощупывает посохом то вправо, то влево, и будто пьян, п с дороги отклоняется, подходит ближе, вздыхает: «Исчезли в суете дни наши…» «Пути твои, господи, укажи мне…» «Увы мне, как пришествие мое продолжится!..» И прочие таковы слова сам себе говорит, вздыхая, с частым преткновением и падением.

— Боюся, друг мой, чтоб не спугать тебя; кто ты такой? — спрашивал прозорливый.

— 34–й год путешествия моего, а ты мне на пути сем первый случился, — отвечал помраченный. — Странствование мое в разных краях света сослало меня в ссылку. Необыкновенный жар солнечных лучей в Аравии лишил меня очей, и я слеп уже возвращаюсь к отцу моему.

— А кто твой отец?

— Он живеЪ в нагорном замке, называемом Миргород. Имя ему Ураний  [328], а мое Практик.

— Боже мой, что ты мне говоришь? Я твой родной брат! — вскричал просвещенный, — я Обсерватор. Необыкновенная радость всегда печатлеется слезами. После, изобильного слез излияния слепец с орошенными очами говорил брату своему следующее:

— Сладчайший брат! По слуху слыхал я о тебе, а теперь сердечное око мое впдпт тебя. Умилосердись, окон- чай мои бедствия, будь мне наставником. Скажу правду, что меня труд веселпт, но всеминутное претыкание всю мою крепость уничтожает.

— Жаль мне, — говорил светлоокий, — что не могу тебе служить, любезная душа моя. Я путник, обошедший уже одними ногами моими весь круг земли, они меня носили везде успешно, но каменистые в пути встречавшиеся горы лишили меня оных, и я, опираясь руками моими, продолжал путь мой, а на сем месте потерял и руки. Более уже ни. ходить, ни ползать по земле не могу. Многие желали меня к сему употребить, но, неспособен ползать, не был им полезен…

— За сим дело не стало, — сказал слепой, — ты мне бремя легкое и любезное: возьму тебя, сокровище мое, на себя. Чистое око твое будь вечным тела моего обладателем и всех моих членов головою. Прекрати мучительство началородной тьмы, бесчеловечно меня гонящей по пустым путп его посторонностям; я твой конь: сядь на рамена мои и управляй мною, дражайший господин и брат!