В–третьих, по Проклу, эти пропорции суть взаимоотношения разных пространственных определений. А именно, геометрическая пропорция есть указание на линию, арифметическая — на плоскость, гармоническая — на тело[333] В геометрической пропорции мы находим — 1) движение вперед, вернее, возникающее развитие и 2) однообразие этого развития, тождество его. Категории тождества и различия играли и у нас роль при определении линии. Что касается арифметической пропорции, то в ней мы находим некоторое равновесие двух взаимоопределяющих моментов. Математическая интуиция у Прокла легко переносила это положение в пространство, и — получались две точки, уравновешенные третьей, т. е. то самое, что и мы имели в качестве диалектически выведенного понятия плоскости. Наконец, интуитивно понятно и применение гармонической пропорции к телам. В гармонической пропорции мыслится одинаковость отношения частей к своему положению относительно другой части. Вспомним ее =

Здесь b — среднее между а и с. Его отношение к своей разнице с одним пределом такое же, каково отношение его же к разнице с другим пределом. Переведя это на язык пространства, мы получаем необходимость мыслить кроме отношения двух точек к третьей, как это имелось в предыдущем случае, еще и отношение к новой точке, которая бы давала возможность сравнить два разные отношения этих точек между собой, т. е. отождествить их. Для этого нужно выйти из плоскости двух первоначальных точек — в прямом и переносном значении этого выражения. Таким образом, приравнение гармонической пропорции телу не глупость и не детская фантазия, а опять–таки вполне закономерная и необходимая диалектическая операция. Вышеприведенная пропорция между a, b и с есть арифметически выраженная идея геометрического (и, стало быть, всякого) тела.

Наконец, в–четвертых, Прокл дает уже чисто физическую интерпретацию этим пропорциям. Именно, геометрическая пропорция свойственна земле, как обнимающей все стихии (а геометрическая обнимает и арифметическую, и гармоническую). Может быть, это скорее так потому, что в геометрической пропорции дано единство и тождество направления; земля же, как учит Прокл, также непоколебима в своей устойчивости. Арифметическая пропорция свойственна воде, ибо она разделяет землю, превращая ее в то, что приводит ее в общение с прочими стихиями, так что получается реальный факт вещи вместо своеобразной «абстракции» земли. Наконец, гармоническая пропорция соответствует воздуху. По–видимому, здесь играет роль неустойчивость всего телесного, и в особенности газообразных тел[334].

Усвоивши это учение Прокла о пропорциях, нетрудно понять, как он оперирует ими в конструкции своего космоса. Если взять первую тетрактиду 1, 2, 3, 4, то легко можно заметить, что этот ряд содержит в себе все три пропорции. Возьмем сочетания по три элемента. Получается: 1, 2, 3 и 2, 3, 4 — арифметическая пропорция; 1,2,4 — геометрическая пропорция и 1, 3, 4 (то же было бы 3, 4, 6) — гармоническая. Беря же расстояния согласно этим пропорциям в одном каком–нибудь этапе, куда привела геометрическая пропорция, мы получаем: 11/з, 11 /г, 2[335] Эти отношения царят в каждом промежутке, образованном по тем или иным законам. Отсюда делается понятным, почему Платон и Прокл вставляют в промежутки между диалектически выведенными числами 1,2, 3, 4, 8, 9, 27 отношения 3Л и 3/2· Это есть, как видим, повторение той же самой диалектики первой тетрактиды в каждом моменте ино–бытийной тетрактиды, что и не может быть иначе, если принять во внимание основной парадейгматический закон диалектики. Однако детализация идет и дальше. Взявши ряд— 1, 4/з, 3/2, 2, мы замечаем, что тем самым мы предположили еще новое отношение, а именно то, которое заключается между 4/3 и 3/2, т. е. 9/8. Это есть отношение целого тона. До сих пор это — наиболее близкое расстояние между двумя величинами. Если так, то попробуем расчленить и более широкие промежутки на этот наименьший интервал. Тогда получится, что кварта 4/3 содержит в себе два раза по 8/9 и одно отношение квинта 3/2 содержит в себе трижды отношение 8/9 и однажды отношение

В результате получается следующий ряд косми–чески–музыкальных отношений, или космически–музыкаль–ных напряженностей, пространственно–временного континуума.

Полную последовательность космических тонов можно, таким образом, легче всего получить, взявши ряд III а (где даны интервалы 1 : 8), и добавить его частью ряда III b, начиная от 9, получивши, стало быть, между обеими частями расстояние 8 : 9.

Во всем этом любопытны интуитивно–мифолого–диалек–тические интерпретации «слышимых» конструкций космического времени. Каждая область космоса повторяет тет–рактиду А. В каждой области три промежутка: 1) I — 1*/з, получающийся на основании гармонической пропорции и представляющий собою переход от огня к воздуху, т. е. от идеальной значимости к факту с его потенциями, и звучащий как кварта; 2) 1*/з— Ι'Λ, получающийся на основании арифметической пропорции (начиная от 1) и представляющий переход от воздуха к воде, т. е. от потенци–ально–становящегося факта к реальному и устойчивому качеству его, и звучащий, считая от 1, как квинта, т. е. на тон выше воздуха; 3) 11 /2 — 2, получающийся как остаток после применения арифметической пропорции и как переход от воды к земле, т. е. от качества факта к самому факту, и звучащий, считая от 1, на октаву выше, от 1*/з — на новую квинту и от 11 /2 — на новую кварту. Стало быть, космические кварты суть показатель взаимоотношения света и тяжести, или смысла и факта, и показатель напряжения, существующего между огненным смыслом и воздушным становлением его или между водным качеством его и земляным телом его. Космические квинты — показатель взаимоотношения огненного смысла и водного качества его (в основе которого — число), когда он освещает собою факты, или — воздушного становления его и земляного тела его. Космические секунды — показатель взаимоотношения, прежде всего, между воздушным становлением и водным качеством его, когда нужно решить вопрос, как площадь водного числа относится к телу его воздушных потенций становления, а затем и — показатель всякого перехода от устойчивости к неустойчивости. Таким образом, в каждой сфере — четыре деления; и, сколько сфер, столько в космосе этих четверок. Рассматриваемые как результат действия космической души, они суть области, или типы, жизни вообще, а именно, тут — души божественные (огонь), демонские (воздух), героические (вода) и человеческие (земля)[336]. Знает Прокл и что такое так называемая леимма, т. е. является знаком крайнего расслабления монады и потемнения ее конструирующих космос функций. Это — результат истечений каждой сферы, образовавшихся в виде устоя от смешения стихий и несущих с собой беспорядок и затемнение, хотя вместе с тем и восполняющих всеобщую гармонию и строй.[337]

4. Все, что сказано о пространстве и времени, приложимо и к величине, которая также меняется в зависимости от пространства и времени, но, прежде чем формулировать соответствующие основоположения, приведем из «Тимея» слова, которые как раз ставят движение и величину в зависимость от неравномерности пространства (57е —58d).

«При равномерности (έν όμαλύτητι) никогда не является стремления к движению, потому что имеющее быть движимым без имеющего двигать, как и имеющее двигать без имеющего быть движимым, допустить трудно — даже невозможно; а где нет того и другого, там нет и движения. Но стихии быть равномерными никогда не могут. Таким образом, покой мы будем относить всегда к равномерности, а движение — к неравномерности. Причина же неравномерной природы лежит в неравенстве. Но происхождение неравенства мы уже раскрыли, а почему (эйдосы), разделившись по родам, все–таки не перестают друг под влиянием друга двигаться и перемещаться, — о том еще не сказали. Так объясним это снова — таким образом. Пределы Вселенной, обняв собою все роды (стихий) и, при своей круговидной форме, стремясь от природы сомкнуться в самих себе, сжимают все (в них содержащееся) и не допускают, чтобы оставалось где–либо пустое пространство. Оттого огонь по преимуществу пропитал собою все, за ним воздух, как вторая по тонкости стихия, а там и прочие, в соответствующей мере. Ведь то, что образовалось из частей крупнейших, допустило в своем строении наибольшие пустые промежутки, а что из мельчайших — наименьшие; и вот насильственное скучение сгоняет мелкие роды в пустые промежутки крупных. А когда таким образом роды мелкие располагаются рядом с крупными, причем меньшие разъединяют большие, большие же сжимают меньшие, тогда все передвигается и сверху вниз, и снизу вверх, чтобы занять свое место, ибо каждый эйдос, меняя величину, меняет вместе с тем и свое положение местное. Таким–то путем постоянно поддерживаемое явление неравномерности дает стихиям движение, которое как продолжается теперь, так и будет продолжаться непрерывно» (пер. Карпова).

Если только согласиться с тем, что четыре стихии есть четыре типа пространства, то на основании этих слов необходимо признать и то, что именно неоднородность про–странства обусловливает собою и движение тела, и его величину. Однако, быть может, ярче всего выражена у Платона зависимость между тяжестью и характером пространства, в котором находится тело. Платон прямо отвергает какие бы то ни было абсолютные характеристики пространства и массы тела и ставит все это в теснейшую связь с движением. Вот его замечательные слова, на которые так мало обращают внимания (62d — 63е).

«Понятие о тяжелом и легком лучше всего выяснится, если его исследуем в связи с природой того, что называется верхом и низом. Ведь совершенно несправедливо мнение, будто есть какие–то два противоположные по природе места, которые делят Вселенную на две половины, — именно, низ, куда стремится все, что имеет некоторую телесную массивность, и верх, куда все поднимается насильственно, ибо, как скоро небо в своем целом сферовидно, все, что образовано в равном расстоянии от середины, должно по природе быть одинаково оконечностью, а срединой надо считать то, что занимает место, всем оконечностям противоположное, удаляясь от них на одну и ту же меру протяжения. Если же таковы естественные свойства космоса, то допускающий помянутые понятия о «верхе» и «низе» не прилагает ли к вещам имена, как мы вправе думать, вовсе не подходящие? Ибо о среднем в нем (космосе) месте нельзя с полным основанием сказать, что оно находится внизу или вверху, — оно в средине, а об окружности — ни что она в средине, ни что может содержать ту или другую часть, которая отклонилась бы от нее по направлению к средине более, нежели какая–либо из частей противолежащих. Так можно ли тому, что во всех своих частностях является одинаковым, придавать имена, одно другому противоположные, и каким это образом — если кто хочет судить здраво? Ведь если бы в средине Вселенной даже находилось что–нибудь твердое, само по себе равновесное, — оно, по совершенному равенству оконечностей, не потянуло бы ни к которой из них. Но тот, кто ходил бы кругом по этому твердому телу, нередко становясь антиподом самого себя, называл бы на нем одно и то же место и верхним, и нижним. Ведь если целое–то, как мы сейчас сказали, сферовидно, то противно будет рассудку говорить, что одно его место ниже, другое выше. А откуда же взялись эти выражения и от какого расположения предметов, что мы привыкли допускать подобное деление, говоря даже о целом небе? — Чтобы согласиться на этот счет, предположим вот что.

Ибо когда две вещи поднимает одновременно одна и та же сила, меньшая неизбежно скорее, а большая слабее подчиняется при этой тяге насилию, — и про более массивную говорят, что она тяжела и стремится книзу, а про мелкую — что легка и вверх. Но мы должны себя уличить, что то же самое делается и на этом месте (т. е. на земле). Ведь, ходя по земле, мы отделяем от нее земляные породы, а иногда и самую землю насильственно и вопреки природе увлекаем в среду неподобного ей воздуха, тогда как из обеих этих стихий каждая стремится к тому, что ей сродно. Но этому принуждению войти в среду неподобную скорее и легче крупного уступает мелкое; и вот мы назвали его легким, а место, в которое его увлекаем, — верхним, противоположное же тому — тяжелым и нижним. Все необходимо бывает таким относительно оттого именно, что многочисленные роды могут занимать места взаимно противоположные; так мы найдем, что легкое в одном месте и легкое в другом, также тяжелое, нижнее и нижнее, верхнее и верхнее, все образуется и существует одно по отношению к другому в противоположном, косвенном и самых разнообразных направлениях. Но в отношении ко всем им надо иметь в виду одно — что именно от стремления к началу родственному, которое присуще каждому роду, становится род в своем стремлении тяжелым, а место, куда он стремится, нижним и обратное тому — обратным» (пер. Карпова).

5. Таким образом, по Платону, каждая стихия занимает в космосе свое определенное место. Космос — система разнородных пространств, твердо сконструированных.