The subject of true philosophy is the whole world in its generality. Philosophy studies being itself. But the absolute principle cannot be called being: it is the beginning of all being, all being is its object. Being is not being; nor is it non-being, for non-being is the deprivation of being, and to the absolute principle belongs all being. It should be defined as the power or force of being. Being presupposes a relation to the other, it is always relative, while being is unconditional. Being is the substance of everything, including ourselves; everything that is is one, it is deeper and higher than all being. Being is only the surface under which the truly existent is hidden, as an absolute unity.

The East knew existence only in the attribute of its absolute unity; but being is also the beginning of multiplicity; Not only "EN", but also "PAN". The West has come to know it as a multiplicity. A true universal religion must combine these two cognitions and realize on earth the real "En kai pan."

The Absolute Being is required not only by our reason, but also by our will as absolute good, and by our sense as absolute beauty.

Thus the absolute is nothing and everything, nothing in so far as it is not something, and everything in so far as it cannot be deprived of anything. If it is nothing, then being is something else for it; but at the same time it is the beginning of being, that is, the beginning of its other, therefore it is the unity of itself and its opposite. This logical law is only an abstract expression of the moral fact of love. Love is the self-negation of the being, the affirmation by it of the other, and yet by this self-negation its highest self-affirmation is realized. "Thus, when we say that the absolute principle by its very definition is the unity of itself and its negation, we repeat only in a more abstract form the words of the great Apostle: God is love."

In the Absolute there are two centres, or poles, the principle of singularity and freedom, and the principle of multiplicity and necessity. The second pole is the essence, or prima materia, of the absolute; The first pole, positive nothingness (en-sof), producing multiplicity, constantly triumphs over it, realizing itself as a positive unity.

The first matter is the desire or desire for being, the thirst for being, the eternal image or idea of being.

Distinguishing being from being as the principle that produces and possesses it, and distinguishing two centres or poles in being itself, we thus have three definitions: (1) that which exists freely (the first centre), (2) necessity or first matter (the second centre), and (3) being or actuality as their common product. The second definition, in contrast to the third, let us call essence, and then we get: being, essence, being, or: power, necessity, actuality, or: God, idea, nature.

An idea is actually what the being wants, what he imagines, what he feels. As the content of the will of being, the idea is good, as the content of his representation, it is truth, as the content of his feeling, it is beauty.

Finally, an idea can be defined as the unity or synthesis of matter and form. It is something real and definitely existing, a reality—in a word, an idea is a being.

* * *

Кратко изложенные нами тезисы «Философских начал» могут показаться схематическими. Соловьева нередко упрекают в рационализации мистического. С тем же правом ему можно было бы поставить в вину мистификацию рационального. Действительно, границы между познанием разумным и мистическим у него как будто стерты. Всякое познание — даже познание естественных наук, эмпирическое изучение внешнего мира — он считает откровением божественных сущностей, т. е. религиозным умозрением, а с другой стороны, ему кажется возможным из понятия бытия Божия логически вывести троичность ипостасей. Это неразличение видов познания и смешение их в одной категории теософии объясняется личным опытом Соловьева. Для него запредельное было повседневным фактом сознания; за его построениями стоит реальный опыт «встреч» с «душой мира».

Для Соловьева целостность познания — не философское понятие, заимствованное у Шеллинга и Ив. Киреевского, а собственное мистическое переживание. «Все–единое» явилось ему еще в детстве как «цельная и живая истина», как «единый образ женской красоты». Он и философствовать начал для того, чтобы рассказать на понятном, т. е. логическом, языке о своих видениях. Рассуждая, он исходит из «безусловной, непосредственной действительности сущего» как из основной аксиомы. Он ее не доказывает — для него она очевидна. Но в то же время ему понятно, что познание всеединства не дается ни внешним, ни внутренним опытом. Поэтому источником познания ему приходится признать опыт мистический — «интеллектуальное созерцание». Оно лежит в основе и философии и науки; следовательно, не только философы, но и ученые (напр., физики или минералоги) должны быть мистически одаренными. Такой вывод не смущает Соловьева: он не различает знания естественного, имеющего своим предметом условный относительный мир, и знания метафизического и религиозного. Для него нет двух миров — существует единая божественная сущность; поэтому всякое знание есть знание о Боге, знание религиозное [34]. Получается некий порочный круг: мистический опыт обосновывается непосредственным действием на нас божественных сущностей, а реальность этих сущностей доказывается наличностью мистического опыта.

Но если «созерцание» лежит в основе всякого познания вообще, то в нем не должно заключаться ничего специфического. Соловьев приравнивает его к вдохновению, объясняет аналогией с художественным творчеством. Всякое познание религиозно, а значит, нет особого религиозного познания. Мистика расширяется беспредельно и перестает быть мистикой. Автор берет логические понятия бытия и сущего и из них выводит метафизическое понятие абсолютного, которое в свою очередь раскрывается как принцип апофатического богословия («Ничто и все»). Из Абсолюта логически дедуцируется «положительное единство», как «единство себя и своего противоположного». Происходит превращение логики в онтологию, онтологии в теологию: сущее, сущность, бытие равняются Богу, идее и природе. Диалектика понятий оказывается «отвлеченным выражением морального факта любви».