Художнику дано все измерять бесстрастной мерой: его взгляд, твердый и ясный, должен под случайными чертами видеть прекрасное лицо мира. Дальше — пророчество о войне:

Над всей Европою дракон, Разинув пасть, томится жаждой… Кто нанесет ему удар? Не ведаем: над нашим станом, Как встарь повита даль туманом И пахнет гарью. Там — пожар…

Идея поэмы выражена в сжатых, напряженных стихах:

…Сыны отражены в отцах: Коротенький обрывок рода, Два-три звена — и уж ясны Заветы темной старины: Созрела новая порода — Угль превращается в алмаз.

В четырехстопный пушкинский ямб Блок вкладывает новую ритмическую упругость. Сразу взят тон— мужественный, твердый. Первая глава начинается строками:

Век девятнадцатый, железный, Воистину жестокий век! Тобою в мрак ночной, беззвездный Беспечный брошен человек.

Но в длинном перечне грехов XIX века высокий тон эпического сказа резко снижается. Спокойное созерцание, прошедшее «сквозь жар души, сквозь хлад ума», сменяется злобной иронией и невеселым остроумием. Бич ямба щелкает по воздуху, не нанося ударов. С недоумением читаем «сатирические» стихи, вроде:

Век расшибанья лбов об стену Экономических доктрин…

Или:

Век акций, рент и облигаций И мало действенных умов, И дарований половинных (Так справедливей: пополам!)

Характеристика XX века еще мрачнее:

Еще чернее и огромней Тень Люциферова крыла.

Поэт перечисляет предзнаменования наступления конца: комета Галлея, Мессинское землетрясение, первые полеты аэропланов. Тема гибели вдохновляет его, и стихи снова загораются поэтическим огнем. Высоким пафосом полны строки:

…И отвращение от жизни, И к ней безумная любовь, И страсть, и ненависть к отчизне, И черная, земная кровь, Сулит нам, раздувая вены, Все разрушая рубежи, Неслыханные перемены, Невиданные мятежи…

После характеристики двух веков — бытовая картина русской жизни 70-х годов. «Первая глава, — сообщает автор в предисловии, — развивается в 70-х годах прошлого века, на фоне русско-турецкой войны и народовольческого движения, в просвещенной либеральной семье; в эту семью является некий „демон“, первая ласточка „индивидуализма“; человек, похожий на Байрона, с какими-то нездешними порываниями и стремлениями, притупленными, однако, болезнью века, начинающимся fin de siиcle».

Осенью 1878 года: вступление в Петербург победоносных войск, героев Плевны, Шипки и Дубняка. С эпической неторопливостью поэт описывает павловцев и гренадеров, вспоминает героические эпизоды войны, бесстрашие Скобелева, доблесть гвардии, труды и лишения солдат — и заканчивает свое повествование юмористическим рассказом о патриотических чувствах петербургской толпы:

И этот чувств прилив мгновенный Здесь, в петербургском сентябре! Смотри: глава семьи почтенной Сидит верхом на фонаре!

После «массовой сцены» — конспиративное собрание народовольцев, празднующих побег из тюрьмы Софии Перовской; и, наконец, после этих длительных введений начинается повесть о дворянской семье:

В те дни под петербургским небом Живет дворянская семья…

Слог становится ровнее, стих проще и спокойней. С лирической нежностью рассказывает поэт о жизни своего деда — профессора Бекетова. Умирающая дворянская культура, «йducation sentimentale», наивный либерализм и прямое благородство воспеты в стихах, в которых слышится голос Пушкина. Блок не стыдится своей любви к прошлому:

Все это может показаться Смешным и устарелым нам, Но, право, может только хам Над русской жизнью издеваться.